КартаО ТьмеМагияПраздникиБиблиотекаГалереиГостеваяСсылкиНовости

 

ДжельтисДжельтис. Повесть о людях

Пролог, он же эпиграф.

Сущность экзометрии невозможно передать законами и формулами реальности любого уровня, а также любой теоретической модели реальности. Для того, чтобы описывать и использовать свойства и особенности экзометрии как феномена, существует отдельная наука - экзофизика.

Экзофизика. Первый закон.

"В экзометрии все величины равны, будучи выраженными через ноль".

Первое свойство.

"В экзометрии все величины равны нулю".

Первое следствие.

"Экзометрия - абсолютная разрушающая сила, так как при соприкосновении обращает Триединство в ноль, согласно Первому свойству".

Первое примечание.

"Для удобства формулировок общепринятое Двуединство Пространства/Времени здесь заменено Триединством Материи/Энергии/Информации".

Второе свойство.

"Экзометрия поддается ментальному контролю".

Следствие из Второго свойства.

"Экзометрия, будучи преломленной через разумное сознание, является абсолютной созидающей силой".

"Экзофизика, некоторые материалы", Энтрес Дальвен, вечность.


Прохладным весенним полднем **** года Четвертой эпохи в трактире старого Бэнка сидел странного вида человек, похоже, иностранец, и из краев очень и очень неблизких. То есть, человек-то был самый что ни на есть заурядный - среднего роста, с очень светлыми недлинными волосами, правильными невыразительными чертами лица. Одежды такой не носили ни на Севере, ни в Хараде, ни, тем более, в Королевстве. Впрочем, трактирщика это почему-то не удивляло и даже не вызывало любопытства. "Повидал немало всякого - вот и перестал удивляться" - решил Бэнк и огорчился - старость не радость.

Гость не заказал ничего, сидел неподвижно, развалившись в жестком деревянном кресле, и смотрел в одну точку. Но в полдень посетителей было немного, кроме чужеземца - только двое торговцев из Белфаласа, привезших продавать рыбу, и его никто не тревожил.

"Да мало ли где что на себя напяливают... Чужаки всегда странные какие-то, но это на наши глаза, а на ихние - это мы полные недоумки..." - лениво думал трактирщик. Ранняя муха влетала и вылетала через приоткрытое окно. Белфаласцы вдумчиво питались, глядя в тарелки. Бэнк зевнул и снова уставился на иностранца.

Гость неторопливо поднял веки, и Бэнка передернуло.

Жуткие глаза. Мерзкие. Мёрзлые. Очень светлые, почти белесые, с мутно-зеленоватой тенью. "Как лед на болоте", - подумалось Бэнку. Трактирщик был не из мастеров давать имена сущему, но это... Тоненькая холодная пленка, укрывающая вязкую бездонную глубь. Страшное, древнее и чужое, не снисходящее до презрения, равнодушно отодвигающее в сторону. И неприметное лицо гостя, освещенное глазами, внезапно оказалось таким же - леденисто-неподвижным, тусклым. Пугающим...

Странно, но Бэнк совсем не испугался. Никогда не замечал за собой бесстрашия. Просто - не исходило от белоглазого опасности. А уж у трактирщика чутье было на такие вещи.

Бэнк подумывал уже спросить у посетителя, не желает ли тот чего-нибудь заказать, но тут дверь с грохотом распахнулась, и в залу влетел молодой, высокий, смугло-черноволосый, бандитского вида, сверкающий широченной улыбкой, одуряюще синеглазый... Что-то слегка перевернулось в голове Бэнка и он неожиданно для самого себя радостно заорал:

- Гелик, старая перечница, что-то ты рано сегодня! Муж вернулся или интересу не было, а? - попутно вспоминая все, что знал о нем - страшенный бабник и балагур, вечно устраивавший потасовки с битьем посуды и крушением мебели, но в отличие от прочих подобных ему бездельников всегда щедро плативший за щепки, осколки и синяки. За это он и нравился Бэнку, за это, и за поистине стенобитное обаяние...

- Пыхтишь еще, дядя! - поприветствовал его Гелик и стремительно обернулся к белоглазому. Открыл рот, собираясь высказаться, наткнулся на бесцветный взгляд, как на острие копья - и впал в столбняк.

Белфаласцы одновременно встали и направились к выходу, забыв заплатить. Это никуда не годилось, но Бэнку в тот момент было совершенно все равно, так как он ощутил настоятельное желание отправиться в подвал и принести наверх кувшин пива. Зачем ему понадобилось пиво, он не понял ни тогда, ни потом. Вернувшись, он не нашел никого ни в обеденной зале, ни в своей памяти.

      "Истинно Совершенный - Адинэ - не отличается от прочих ни величественной внешностью, ни особенно благородными качествами души. Способность напрямую управлять экзометрией есть далеко не у каждого. Высокий интеллект - непременное условие, но у многих Несовершенных он не ниже. Что же, в таком случае, является отличительной чертой Адинэр?

      А хрен его знает..."

      Гелланто Армендилайар, Единый Творец мира Кхайн.

- Какого рафта? - беззлобно сказал белоглазый.

- Вероятность случайной встречи двух Итриннар в одном месте в одно время равна вероятности появления глистов в эфирной проекции, - изрек Гелик, плюхаясь на стул напротив него.

- Какого рафта ты здесь делаешь? - так же бесцветно.

- А ты какого рафта здесь делаешь? - чуть раздраженно. - Тебя же здесь отродясь не было, ты вообще не воплощаешься.

- Все-то ты знаешь, Гел, - подобие какого-то неопределенного выражения. - Так что ты здесь делаешь?

- Прогуливаюсь! А ты?

- Размышляю.

- То есть - замыслил, а теперь размышляешь? - фыркнул Гел.

- Может, и так. - Слегка распевный ритм речи белоглазого несколько замедлился.

- Или развлечься решил? - продолжал Гел, подмигивая обоими глазами. Бездонные у него были глаза, в самом деле бездонные, прозрачно-открытые и жизнерадостные до наглости - прямая противоположность взгляду собеседника.

- А ты все развлекаешься, - полувопрос, полуутверждение. - Не надоело? Они же все одинаковые.

- А это от характера зависит, - радостная ухмылка. В компании белоглазого Гел явно не чувствовал себя неуютно. Может быть, это действительно зависело от характера, а может, и от чего-то другого. - Слушай, что ты такой отмороженный? С экзометрией поцеловался?

- Знаешь что, пойдем-ка отсюда, - сказал белоглазый, поднимаясь. И ничего не произошло - ни вспышки, ни шороха, ни сквозняка. Просто: стояли здесь двое - и нет их.


- Нехило, - констатировал Гел, отводя ветку. - Нет, правда нехило.

- Мне нравится это место. Здесь легко. - На бесцветный голос легла тень нежности, глаза стали мягче и глубже.

- Угу, - пробурчал Гел, - Похоже очень...

Светлоглазый отвел взгляд, не спросив - на что.

А здесь действительно было очень похоже. Каждое дерево, каждая травка легко узнавались, до последнего, самого пристального взгляда казались оригиналом, а не искуснейшей копией. Клены, буки, грабы... Тимофеевка, мятлик, шалфей... Даже небо казалось по-настоящему бездонным, наверное, потому, что цвет его был чуть-чуть приглушенным, не таким ослепительно чистым и звонким, как везде. И еще - это место было очень древним. Настолько древним, что его возраст был, пожалуй, сравним с возрастом этих двоих.

А может, и нет.

Но это не имело значения.

- Ты ведь сам это сделал? - негромко спросил Гел.

- Почти.

- Альфээле? - тень усмешки.

- Нет, - Светлоглазый посуровел, вернее - вернулся к прежнему безразличному состоянию. - Аватарой, через тварь.

Гел подошел к реке, встал на краю обрыва. Вода была темная, непрозрачная. Вместо звонкого журчания - неуловимый глубокий шепот. Блестящие коряги скучноватых и неэстетичных форм. На дне - он посмотрел в ультразвуке - ничего. В смысле - вместо ожидаемых древних щук и сомов - никакой живности. Последняя деталь, заменяющая правдоподобие естественностью. "Рафт бы тебя побрал", - мыслью сказал Гел. - "С одной стороны, так моль белесая, гадюка семибатюшная, с другой - слов нет, одни чувства".

"Спасибо за здоровую критику" - ответил тот саркастично. Мысли у него были гораздо выразительнее слов и жестов, и стало ясно, что комплимент он понял.

- А березы неудачные, - уже вслух сказал Гел. - Симметричные слишком, как ненастоящие.

- Это Мир Сотворенный, Гел. Здесь все ненастоящее. - Тень горечи в голосе светлоглазого почти неощутима. Просто констатация факта.

Тот ничего не ответил. Постоял, посмотрел, не щурясь, на солнце. Солнце было не похоже. Ярко и пустовато. Появились облака. Стало еще хуже.

- Как в Винды... - пробормотал Гел.

- Ладно тебе, - улыбнувшись одними губами, сказал светлоглазый. Облака исчезли. - Здесь я предпочитаю играть в реальность. Не передергивай.

- Извини.

Гел сорвал длинный сочный стебелек, пожевал. Светлоглазый неожиданно легко и стремительно подтянулся на руках и сел на низкую и толстую ветку.

- Гелланто, почему тебе приспичило развлекаться именно в Арде? - неподвижный взгляд мимо него, в горизонт, слишком близкий и оттого предусмотрительно занавешенный туманом.

- Я приношу свои извинения и сейчас уйду, - травинка в руках Гелланто медленно растаяла в воздухе.

- Это был не риторический вопрос.

- Так я везде уже был... И еще ничего аннигилировать не пришлось, - печальная усмешка. - Эрик, я понимаю, что веду себя некорректно. Но я всегда веду себя некорректно. Я Гелланто Армендилайар.

- Я понимаю. Я, - короткая заминка, - не злюсь. И не предлагаю тебе удалиться. Я просто хотел знать.

- Что знать? - зло бросил тот. - Не попросила ли меня Альфээле проверить некоторые факты?

- Вот видишь.

Гелланто не ответил. Молчание нависало, и небо становилось ощутимо низковатым. Тускнело солнце, умолкала вода, замирало медленное дыхание камня... Уходила тончайшая иллюзия жизни, и трепетная шумная природа становилась яркой декорацией, пустой и скучной картинкой...

Неожиданно что-то сзади коснулось его плеча.

- Хм... Здравствуй, господин, - прогудел спокойный, чуть насмешливый голос. Гел обернулся и спустя некоторое время ошарашенно выдавил:

- Ну, здравствуй... дуб.

Светлоглазый откровенно улыбнулся.

- Знакомься, Гелланто, - его бесцветный голос внезапно наполнился ошеломляющей мягкостью и глубиной, неопределенность интонаций преобразилась в непостижимую многозначность. Глаза - светло-зеленые, хризолитовой ясности, завораживающе прекрасные, взгляд ощущается как волна прохладного света.

"Высшее существо на ветке сидит, ножками качает", - с облегчением рассмеялся Гелланто. - "Интересно, каким тебя видят твари - с такими-то перепадами настроения?".

- Дендроморф? - уже вслух, изумленно. - Он действительно на хлорофилле?

- Проверь, - смешинка, словно колючая снежинка под ласковым солнцем. "Твари есть твари. Мне как-то все равно".

- Их же нет в алгоритмах!?

- Правильно. Они и не участвуют в алгоритмах.

- Здравствуй, Хозяин, - недоуменно сказал энт. - Рад снова видеть Тебя.

- Здравствуй, - улыбка, драгоценней которой нет награды для живущего в Арде - словно невидимый свет пролился вокруг, подарив спокойную радость и неизреченную внятность существования...

- Это вот первый рабочий экземпляр. Его зовут...

- Форонимальдалинданотэленэльдэкулури, - энт поклонился и смущенно добавил: - Это коротко, господин.

- Ого, - сказал Гелланто. - Чувство юмора у тебя, дружище, оказывается...

- Он сам себе такое имя придумал.

- Сам? - Гелланто искоса посмотрел на дендроморфа.

- Хм... Мое имя росло вместе со мной, много зим, много весен. Старшие Дети называют меня Фангорном, господин, - сказал энт. - Хм. Торопливый господин. Вот Хозяин никуда не торопится. Он старше всей этой земли, и звезд в небе, и огня под корнями гор. Старше всех деревьев и всех народов. Давным-давно, давнее давнего ничего не было, совсем ничего, а Хозяин был.

- А я и не знал, - фыркнул Гелланто.

- Иди, Форонимальда. Я бы договорил твое имя до конца, но, боюсь, мой гость начнет лазить на деревья от скуки.

- Да, хм... - энт улыбнулся. - У меня длинное имя. Ты придешь еще сюда, Хозяин?

- Приду. И поговорю с тобой о давних временах. - Искры легкого смеха, изумрудные и радужные. - До встречи.

- До встречи, Хозяин.

Гелланто довольно долго смотрел вслед удаляющемуся энту.

"Я-то ожидал услышать твое коронное".

"Ты о чем?"

"Ну, "пшел вон, дитя мое".

"Фольклорист ты долбаный. Форонимальда не заслуживает такого обращения. Это мое лучшее творение".

"Это? А не Дети?".

"Дети... - тень мрачноватого вздоха. - Это не Дети, а позорные твари".

"Кстати, еще одна коронная фраза... Эрлаанке, если это - лучшее творение, почему о нем никто не знает?"

"Именно поэтому. Непременно начнутся передергивания. Сколько миров населены эльфами?"

"Твои - лучшие".

"Мои - первые. Сама основа бесперспективна, нет внутреннего стимула. Потому я и велел призвать их во второй подслой. Соберу всех там, и схлопну пространство. У людей останутся красивые легенды".

"Зачем сразу так? Почему бы не использовать внешний стимул?"

"У меня был... стимул, мать его дери".

"Да, мать у него..."

Молчание. Дальше - уже вслух.

- И что теперь?

- Альфээле... Обозлится страшно, если узнает. А она узнает, вопрос только в том - когда.

- И когда же? - снова мёрзлый неподвижный взгляд - глаза в глаза. Тусклое, невыразительное, леденистое лицо.

- Ты меня не понял. - Гелланто мрачно ухмыльнулся. - Если он еще жив - это будет страшно. Если нет - очень страшно. Настолько страшно, что лучше и не думать.

- И что мне делать?

- Понятия не имею. Ты сам в это влез.

- А ты?

- Что?

- Гелланто, что ты об этом думаешь? Как Адинэ Итринна?

- Как Совершенный Вечнотворящий? - автоматически перевел Гелланто Изначальную Речь на один из языков Сотворенного Мира. - Тварь есть тварь, они одинаковы и взаимозаменяемы... Знаешь, что я думаю об этом как человек, Эрлаанке?

Молчание.

- Так вот. Замучить, скажем, кошку - это совсем не то, что убить ребенка. Но тоже...

- Что - тоже? - Бледно-зеленый взгляд Эрлаанке прожигал насквозь, словно лазерная атака. Синие очи Гелланто, наоборот, потемнели, став почти черными.

- Уже забыл, человече? - Гелланто пожал плечами. Мгновение спустя его уже не было в Арде.

      "Людей нельзя сотворить.
      Люди заводятся сами.
      Как плесень".
      Гелланто Армендилайар, Единый Творец мира Кхайн.

Гелланто перемахнул через живую изгородь и направился через луг к чудовищным колоннам Больших Фонтанов. Облик Энтрес постоянно менялся: стоило ему надоесть кому-то из Итриннар, он мгновенно перестраивался по его вкусу и желанию. Но Большие Фонтаны оставались - случайное творение Айтоллара Эльгенде нравилось всем. Похоже, в этот раз облик Энтрес был придуман им же.

Светло-сиреневое небо - скользящие шаги предвечерья, прозрачная вуаль облаков, кутающая несмелые первые звезды. Бесшумное скольжение неяркого, едва заметного метеора по мягкому полотну небосклона. Скорее предчувствие, чем ощущение приближающегося холода ночи.

Кажется, за пологими холмами на грани горизонта тихо вздыхало море... Да, так и есть. Тяжкие холодные валы, такие же сиреневые, как и небо, но темных, глубинных оттенков, накатывают на светлый берег. Недолгие круги от переплеска рыбьих хвостов, крабы, замирающие на холодном песке. Свежий вечерний бриз и молчаливые белые птицы, почти неподвижные в вышине.

Странно светла зелень. Время года, похоже - самое начало осени. Еще ничего не успело увянуть, но буйство жизни уже сменилось тихим печальным прощанием. На клонящихся травах засыпают дневные бабочки.

Милый человек Айтоллар... Этот облик Чертоги сохранят надолго - пока Адинэр не начнет раздражать его неяркая красота и пронзительная нежность, рождающие тоску в сердце. И тогда он сменится чем-нибудь помпезно-монументальным, в духе Антэрэ Даниаро. Или мерцающей сказкой Льянты Эльверрт, колкими нитями бледно светящегося радия, размыто звенящими в излюбленном ею двадцатимерном пространстве... Айнур из Энтрес просто сметет - бедные твари привыкли к семи измерениям... А может, Чертоги станут роскошным оазисом в скалистой чаше пустыни - если сам Гелланто к тому времени окажется рядом. Но скорее всего, кто-то из Вечнотворящих измыслит новый облик, непохожий ни на один прежний.

"Айтоллар... Лларчи, я должен говорить с тобой".

"Должен? - ощущение улыбки. - С каких это пор Итриннар кому-то что-то должны?"

"Смеешься? А я ведь не шучу".

"Это странно".

Улыбающийся Айтоллар стоял посреди цветущего луга в вихре сиреневого света, и легкий ветер развевал его волосы цвета светлой платины. Рядом юная девушка в белом платье, светловолосая и черноглазая, собирала какие-то цветы, похожие на серебристые ромашки.

- Эльдрат! Сардинка! Ты еще не забыла своего папочку! - радостно возопил Гел, схватил ее в охапку и звучно расцеловал.

- Лларчи! - возмущенно пискнула "сардинка", - Пускай он меня отпустит! Сотворил по ошибке, подарил нафиг (Айтоллар приподнял брови), теперь ходит и в папочки набивается!

- Ну, все, все, - обиженно сказал Гелланто. - Больше не буду.

- И сардинкой меня больше не называй! Тоже мне, шпрот нашелся!

- Да-а, Гел, - протянул Лларчи. - Яблочко от яблоньки...

- А я только рад, - фыркнул тот, обнимая Эльдрат. - Мои Дети - дети, а не твари... Ух! Пощиплись мне тут! С чего ты взяла, что я тебя по ошибке сотворил?

- Ты сам так сказал! - выдохнула Айниэ, отчаянно вырываясь из его железных объятий.

- Ну, это я сгоряча сказал, - пояснил Гелланто, отпуская ее. - Как сказал бы мой нехороший друг Эрик - пшла вон. Дитя мое. У нас с дядей Лларчи взрослый разговор.

- Ну и гадина же ты!

- Котенок, мне кажется, это серьезно, - вмешался Айтоллар. - Если будет интересно, я тебе потом расскажу. Договорились?

- Ну ладно, ладно...

С середины бескрайнего поля под первыми звездами они шагнули в кабинет Айтоллара.

Маленькая комната с мебелью светлого дерева и тонкой легкой занавесью на распахнутом окне, воплощение уюта и покоя, еще одна грань личности Вечнотворящего. В полутьме Лларчи щелкнул выключателем.

- Зачем тебе электричество?

- Дело не в электричестве, - Айтоллар не улыбался, но его интонации были так же теплы, как розоватый рассеянный свет. Четкие тени узких листьев и расплывчатые пятна кружев замерли на светлых стенах комнаты. - Дело в абажуре... Мелочь, а приятно.

Гелланто откинулся назад, утонув в мягчайшем кресле. Айтоллар Эльгенде, "Справедливость ты наша" - легкая усмешка в певучем голосе Альфээле. Который уж раз избранный Верховным Владыкой Света. Скажешь так, между делом - благоговение до костей пробирает. А ведь пышнейший этот титул - чистая насмешка. Все неприятности - твои, наслаждайся, обязанностей уйма, прав - так почти никаких. Владыка даже приказать ничего не может - он же не король, должность выборная, вокруг все сами умные. Зато имеет право запретить. Только вот не хватает этого права, ой как не хватает... И тогда - скандалы, крик, применение Силы - и это случалось... Льянта Эльверрт - женщина ума светлого, но непримиримого, и вздорная до невозможности...

Но с Айтолларом такого никогда не бывало. Он приказывать-то не умеет - только просить. И никто ему еще не отказывал - милый и добрый он человек, Владыка Света...

- Гел, не спи, замерзнешь, - вечерний ветер выстуживал комнату, и Айтоллар закрыл окно - мыслью, не оборачиваясь. - Ты мне, кажется, что-то сказать хотел...

Вместо ответа Гелланто выплеснул на него всю Память Арды. Без комментариев. Лларчи вздрогнул, на какой-то миг напрочь выключившись из ноосферы. Кажется, он даже не сразу понял, в чем дело.

Долгая пауза. Мягкое лицо Вечнотворящего меняется на глазах. "В принципе, Лларчи, ты должен был знать это и сам, но..."

Гелланто не успел закончить. Сиреневые очи Владыки Света вдруг оказались так близко, что он невольно отшатнулся, вжавшись в кресло. Как-то совершенно внезапно наступила ночь.

- Он что, с елки упал? - прошелестел голос Айтоллара.

- Не знаю, откуда он упал. - Гелланто встал. Ярко-синие его глаза сияли раскаленным металлом. - Понимаешь, Лларчи, это вообще не мое дело. Я узнал-то случайно. Но я представил себе реакцию Альфээле...

- Да, - задумчиво сказал Айтоллар. - Я тоже представляю себе ее реакцию.

Тень образа.

Мягких очертаний женская фигурка, тающая в красноватых сумерках.

Ощущение безграничной, беспощадной силы, мрачной и грозной, предчувствие неотвратимой беды.

Тьма.

Вспыхивающие и гаснущие багровые искры. Холод бесчувствия. Ярость, встающая на грани сознания чернеющей во тьме волной.

Страх.

Приближение иной силы, невыносимо страшной и извечно чужой...

"Она просто не будет ни в чем разбираться. А кого еще он станет слушать? Я не Верховный и даже не Светлый..."

Владыка Света молча кивнул.

"Я иду".

"Прямо сейчас?"

"Даже прямо сейчас может быть уже поздно. Эрлаанке, я должен говорить с тобой".

      "В некоторых Сотворенных Мирах существование экзометрии известно. Чаще всего её называют Пустотой, иногда Отрицанием. Достаточно точное определение, хотя и неполное, так как..."

      "Экзометрия, некоторые материалы", Энтрес Дальвен, вечность.

"Я ждал тебя, Айтоллар"

"Почему же не заговорил первый?"

"Зачем. Гелланто все прекрасно сделал за меня".

"А теперь - я вместо тебя буду говорить с Альфээле?"

"Если захочешь".

"Эрик, не пытайся казаться большим отморозком, чем ты есть".

"Не встревай, Гелланто. Это не твое дело".

"Это и не мое дело, Эрлаанке. Это дело твое и Владычицы Мрака".

"Мы будем заниматься демагогией, Владыка Света?"

"Как пожелаешь".

Недолгое молчание.

"Извини. Последнее время я немного не в себе".

"Я заметил".

"Гелланто, не встревай!"

"Гелланто, я прошу. Мы... поговорим, как Светлый со Светлым".

"Юмористы".

"Юморист здесь ты".

"Ухожу, ухожу...".

"Итак, Владыка?"

"Не думаю, что ты захочешь знать мое мнение. Да оно и не важно. Я, как Верховный, должен уладить конфликт между тобой и Альфээле. И, по счастливой случайности, могу уладить его до того, как он возник. Только и всего".

"Ошибаешься, Айтоллар".

"В чем?"

"Первое. Конфликт возник гораздо раньше, чем ты думаешь. Когда Альфээле подсунула мне тварь с некорректированным сознанием. Все прочее было результатом..."

"Извини, что перебиваю. Насколько я помню, Темные вообще не корректируют сознание Айнур. Никогда. И ты знал об этом. Кроме того, извини, она тебе его не подсунула. Она тебе его подарила. И ты был очень рад этому подарку... насколько я помню".

Молчание.

"Второе. Я хочу знать твое мнение. И получить твой совет... Владыка Лларчи".

Молчание. Ощущение - собеседник размышляет.

"Не стоит. Правда не стоит, Эрлаанке. Свое мнение я предпочел бы оставить при себе. Что касается совета - это моя обязанность. Он жив?"

"Сложный вопрос".

"Я могу проверить?"

"Извини, забыл. Зову тебя в Инъя, Владыка..."

      "Неограниченная власть, сопряженная с неограниченным временем - большая ответственность, чем может показаться"

      Айтоллар Эльгенде, Единый Творец мира Нэльтверр.

Инъя.

Чертог Эрлаанке.

Беспредельность света.

Грандиозные пустые залы с головокружительно высокими потолками. Бесконечные колоннады из шероховатого белого камня. Ровные мраморные квадраты пола - невиданно огромные, с многометровой стороной. Колоссальные лестницы, уводящие в никуда. Мрамор, мрамор, мрамор... Ослепительно белый, отражающий льющийся из ниоткуда свет, и сам светящийся. Нет ни мягких извивов и петель, ни сероватой тени в глуби камня - ровная, неестественная матовость.

Здесь не пляшут пылинки, не проскальзывают неуловимые сквозняки - воздух стал сплошным бесцветным свечением, частью Инъя, такой же незыблемой, как полированный камень стен и пола. Здесь нет ничего громоздкого, ничего приземленного, и кружится голова от бесконечной устремленности вверх.

Здесь не найти ни скамьи, ни гобелена, ни забытой безделушки - это место не предназначено для живых. Ничье дыхание не согреет недвижный воздух, ничьи шаги не нарушат извечное молчание Чертогов.

И чудовищная громада камня кажется ненадежной, прозрачно-тонкой пленкой, отгораживающей Чертог Инъя от запредельного мрака, что ощущается как зеленовато клубящийся, едкий, удушливый дым на границе предвидения и галлюцинации...

Свет.

И пустота.

"Не нравится, Айтоллар? Признайся..."

"Свое мнение я предпочел бы оставить при себе".

"А не оставляй. Мне самому не нравится".

"Так зачем тебе все это!? Ты же можешь сделать так, чтобы радовалось сердце..."

"Настроение у меня такое".

"Сейчас?"

"Все последнее время".

"С самого создания Арды. Помнится, Гелланто рассказывал..."

"Что он еще наплел?"

"Не подохну - привыкну, не привыкну - подохну..." - ощущение мягкой улыбки не соответствует мрачной иронии слов.

"Фольклорист".

Огромные двери, обвитые симметричной золотой арабеской, медленно распахиваются перед ним, и Владыка Света едва подавляет желание прикрыть ладонью глаза от нестерпимого сияния, хлынувшего из высокой залы.

Кресло, в котором сидит Эрлаанке, похоже на трон - такое же жесткое и неудобное. Окно за его спиной выходит, кажется, прямо в центр солнца. Мерклого умирающего солнца, жуткого и прекрасного в последней судороге безнадежного блеска. Слишком медленно и принужденно перекатываются огненные валы, клубятся сверкающие облака, слишком надрывно сияние, уверенная и спокойная сила не выплескивается так безрассудно, так отчаянно страшно.

Океан белого пламени, ярчайший, почти осязаемый свет - вовне. Испепеляющие лучи не врываются в залу, а лишь освещают ее - пусть несколько чрезмерно.

- Не нравится, Айтоллар? - уже вслух, со странной усмешкой.

- Ты в своем праве, Эрлаанке. А я пришел по делу. Не будем больше об этом, хорошо? - Сиреневые очи темнеют, и в сияющем свете безупречно белая одежда Владыки Света - обман зрения, минутная слепота? - кажется черной.

- Ну так что... Владыка? - он неизменно произносит это слово со скрытой насмешкой. Впрочем, не только он, и Айтоллар давно привык к этому.

Владыка Света неторопливо подходит ближе - легкий плащ приглушенно вздохнувшей мелодией колышет застывший воздух, под сиреневым взглядом притихает огненное неистовство. Садится. Смотрит в бесстрастные глаза Вечнотворящего.

- Как любит говорить Альфээле, - в глубине взгляда Эрлаанке проскальзывает неудовольствие, - даже если тебя съели, у тебя есть два выхода... Первый - вариант "так и было". Перекроить Арду. Сделать ее такой, какой ожидала бы увидеть Альфээле.

- Исключено. По многим причинам. Не только потому, что мне это - нож острый... Я должен был бы откорректировать его сознание - а этого я не могу.

Недолгое молчание.

- Второй. Знаешь, что бы я сделал на твоем месте?

- Не передергивай, Лларчи. Ты бы на моем месте не оказался.

- В случае временного помешательства, - спокойно, без тени иронии уточняет тот. - Вариант "преходящие разногласия". Я бы вызвал его к себе, наплел чепухи об искуплении и раскаянии - совершенно неважно, как это соотносилось бы с действительностью - и впустил обратно.

- Исключено.

- Ты просто не хочешь?

- Не в этом дело.

- А в чем?

- Я думаю, ты сейчас поймешь, - Эрлаанке опускает веки. - Варианты закончились?

- Нет, - Короткий вздох. - Третий. Вариант "наигрались - и хватит". Ты отдаешь его обратно Альфээле. Без объяснений.

- Уже лучше. Но, боюсь, без объяснений мне не обойтись. И это будет немногим лучше того, что Гелланто называет "очень страшно".

Владыка Света печально улыбается.

- "Посредничество в конфликтах Итриннар, чреватых прямым столкновением", - цитирует он, - это моя обязанность. Вот только номер запамятовал.

Эрлаанке молча встает. Подходит к окну, смотрит, не мигая, на переливающиеся волны холодного пламени. Неторопливо оборачивается и щелкает пальцами.

      "Я человек не злой. Но это не значит, что я добрый".
      Эрлаанке Илэйта, Единый Творец мира Арда.

Одно дело - память Гелланто, схематичная и окрашенная характерным пофигизмом. И совсем другое - видеть ТАКОЕ воочию.

Владыка Света замер. Но ненадолго. Достаточно, чтобы успеть броситься вперед и подхватить на руки жуткий, сочащийся кровью полутруп. Лицо его перекосилось ужасом и жалостью, смешанной с гневным вопросом...

В глубине безучастных глаз Эрлаанке промелькнула тень мрачной усмешки - он предвидел такую реакцию. Но Айтоллар не сказал ничего - ни вслух, ни мысленно.

Он медленно опустился на колени, прижимая к себе безвольное тело Айну. Темная кровь стекала меж лучезарных пальцев Владыки Света, пятнала белые одежды, но он не замечал этого, и не это волновало его сейчас.

Руки Айтоллара стали ледяными. Он прикрыл ладонью сомкнутые веки Мелькора, бережно, почти неощутимо дотронулся до судорожно стиснутых обожженных рук, начал расплетать затвердевший окровавленный узел пальцев...

...Мимолетно-осторожно прикоснуться волей, ощутить биение жизни, стремительную круговерть мыслей Айну, неясным видением, неоформленным замыслом скользнуть в подсознание... Души Айнур, особенно любимых - великолепные произведения искусства, изумительно красивые и предельно сложные, хотя и лишенные человеческой непостижимости... Это как феерический танец цветных огней, то ярких вспышек, то едва заметных бликов, как неуловимо проскальзывающие молнии и колыхание широких поясов прозрачного тумана, это музыка, такая разная, но всегда волшебно прекрасная, сотканная высокой волей Совершенного Вечнотворящего.

...Это радость - видеть, как под твоими пальцами рождается юный разум, жаждущий познавать и творить. И всегда любопытно - а как это делают другие Творцы, как переплетены нити ассоциаций, как рождаются идеи, как чувствуют и мыслят чужие Айнур...

Неизмеримо короткого мгновения хватило, чтобы понять - его почти нет. Личность практически уничтожена, расщепление достигло предела, за которым - ничто. Сознание, перехлестнутое болью, изодранное на части, оборвало связи с восприятием. Он уже ничего не чувствует - и это плохо: избавившись от боли, он перестал сопротивляться разрушению.

Обрывки мыслей, стремлений, чувств, бессмысленные и бессодержательные. Жалкие клочки памяти, ускользающие, словно песок сквозь пальцы. Тени понятий, растворяющийся отпечаток давней веры - уже не узнать, во что... Редкие тусклые отблески вместо переливчатого цветного сияния, затерянный в пустоте шорох вместо великолепной музыки. Все разрознено, бессвязно, распластано по волокнам. Как много невосстановимо исчезло, как много на грани исчезновения...

Но последняя структура, основа всего, незыблема, словно дно этого пустого бессветного океана. "Я. Меня хотят лишить Я/подчинить/унизить. Уничтожить. Никогда".

И это - хуже всего.

Потому что Айну не различает уже ничего. Для него враги - все, что Эрлаанке, что Айтоллар, Единый - он Единый и есть, Айну чувствует лишь бесцеремонное вторжение чужой воли. Он не позволит никому копаться в своей душе. Не позволит помочь.

Малейшая попытка сделать это силой - и разрушение становится необратимым.

И не достучаться до его разума, не объяснить ничего - некуда стучаться, некому объяснять...

Экзометрия - не тюрьма. Не сравнить ее ни с плахой, ни с топором палача. Экзометрия не убивает.

Уничтожает.

Разные вещи.


 

Айтоллар поднялся. Тело Мелькора, закутанное в жемчужно-ледяной полупрозрачный туман, покоилось на его руках.

Лицо Владыки Света почти так же непроницаемо и бесстрастно, как лицо Эрлаанке. Бледно-сиреневые глаза - как неистовые солнца Изначального Мира; не различить зрачков в сплошном сиянии. Одежда и волосы - текучий свет.

- Я одного не могу понять, Эрлаанке, - тихо и безучастно сказал он, глядя сквозь него в огненный океан. - Неужели нельзя было обойтись без этого?

Перевел взгляд на невыразительный лик Вечнотворящего - и исчез.

      "Сильный - должен быть добрым. А всемогущий?"
      Айтоллар Эльгенде, Единый Творец мира Нэльтверр.

Айтоллар опустил Айну на ложе и присел на край. Щелк! - с глухим стуком треснули наручники, тяжко осыпалась на пол цепь. На глазах затягивались раны, сходили ожоги, срастались раздробленные кости крыльев. Лларчи мягко провел рукой по бескровному лицу - оставил тонкие, едва заметные шрамы на месте царапин. Можно, конечно, вернуть прежний облик - но какой в этом смысл? Да и не поможет...

Он переплел пальцами безвольную руку Мелькора и задумался. Нет, не Эрлаанке лепил эти тонкие, чуть удлиненные, резковатые черты лица, эти узкие кисти. Не он создавал эту ранимую и гордую, порывистую и неукротимую душу, которой боль и отчаянье лишь придают стойкости - до конца. Не нужны ему такие Айнур.

Не бывают твари крылатыми.

Крылья... Айтоллар протянул руку и потер жестковатый сустав, заставив крыло с треском распахнуться. Веки Мелькора дрогнули.

...Крылья... Ветер в лицо... Прозрачно-бескрайнее небо...

Свобода...

Он должен был чувствовать себя чужим среди творений Эрлаанке. С самого начала он привык к этому - быть чужим. И он будет чужим, даже вернувшись к своей создательнице. Давнее прикосновение мысли, первые чувства пробудившейся жизни, наречение имени... Все стерлось невосстановимо - в обрывках памяти не найти и следа.

Айтоллар вздохнул. Он знал руку Альфээле. И даже по клочкам личности Айну видел, что он - уже и не для ее рук. И ни для чьих. Он никогда не признает себя - принадлежащим кому-то. Никого не назовет своим Хозяином.

И ни в одном Мире не найдется ему места. Как ни горько осознавать это - лучше бы ему навеки остаться за гранью.

Но уже поздно.

Он коснулся ледяными пальцами пульсирующей жилки на виске Айну. Провел ладонью по его щеке. Непреклонная воля Вечнотворящего стала обволакивающей пеленой, покойной и нестрашной, ласковой, как его сиреневые глаза, целительной, как белые холодные руки...

Остановить расщепление несложно. Восстановить же утраченное - по осколкам и отпечаткам, по теням и ускользающим призракам мыслей, по тому, что осталось в памяти Мира - гораздо сложнее.

"Владыка Света, конечно, всемогущ", - привычная насмешка над самим собой. - "Но... я такой же чужой ему, как и Эрлаанке. Это будет уже совсем другое существо - мое собственное творение. Дело не для моих рук..."

Тонкие пальцы Айну дрогнули в его ладони. Айтоллар склонился над ним, медленно провел рукой по седым волосам.

Обрывки странных, кошмарных видений, то слепяще ярких, то мучительно-неопределенных. Бессвязные лоскутки образов - словно недописанные картины, пятна красок на пустом холсте, тени звуков - как неуловимое эхо: было ли? Почудилось? Странно и больно - мучительная не-память, не-греза, не-ощущение...

Итринна прикрыл глаза. Это не воспоминания о прошлом - всего лишь бред истерзанного разума. Не поможет ничем, только измучит Айну еще больше.

Сон... Темный сон без сновидений, без мыслей, без чувств...

"Вернуть его таким, каким он был, мог бы Эрлаанке. Забавная мысль", - сухо и неприязненно. - "Или... Или Альфээле. Альчи, Тьма Воплощенная... Нет, нельзя. Увидев результат деятельности Эрлаанке, она придет в ярость. Будь я Темным, я бы и сам пришел...", - Владыка Света сгорбился, упершись локтями в колени, сцепил руки в замок - губы вздрагивают в невеселой усмешке. - "А Темному, прежде чем начать что-нибудь строить, непременно надо что-нибудь сломать".

Что делать, что? Как будет лучше для всех? Что важнее - продолжение безмятежного существования Итриннар, благополучие Эрлаанке, спокойствие Альфээле - или ничтожная жизнь полумертвого уже Айну? Или... собственная совесть?

Он нагнулся, поднял с пола цепь Ангайнор - двумя пальцами, с омерзением. Тень мысли - и она обратится в ничто. Но Владыка Света медлил.

"Не стоит. Пусть остается. На память". - Лицо Айтоллара - странно спокойное, ледяное, мысли сухи и коротки - решение пришло. Решение Адинэ Итринна, Совершенного Вечнотворящего. Никто и ничто не в силах отменить или воспрепятствовать...

Не чувствовал он желания делать Эрлаанке добро. Ни малейшего.


Сумрачный пустой зал с мягким ложем посередине, освещенный десятком высоких, неправдоподобно ярких свечей, был лишь мимолетной неоформленной мыслью. Айтоллар встал. Чуть прищурился, прорезая в глухих стенах высокие узкие окна. За синеватыми стеклами колыхалось не-существующее.

День?... вечер?... Ясные сумерки, целительный угасающий свет низкого - на горизонте - солнца сквозь белую пелену, ранняя осень - тишь и покой...

Резкая нота-стон прорезает зыбкие переливы колыбельной. Осень... Золото-огонь, золото-яд, золото-боль, давнее полустершееся страдание...

Плохо. Нет резонанса. Айтоллар пересмотрел остатки памяти Айну и, схватившись за голову, сменил осень на лето.

...Скучноватый пейзаж: безлесные холмы, поросшие щавелем да сон-травой. Предчувствие моря за ними. Хотя нет, пусть лучше будут горы - черные, бесснежные. Далеко, далеко, почти за горизонтом... И река.

Вот так хорошо.

Эа.

      "Абсолютная истина сродни абсолютному оружию - она бессмысленна".
      Альфээле Кенсэкайнэ, Единый Творец мира Аксарвельд.

"Альчи" - позвал он и сразу словно окунулся в солоновато-горячую воду южного океана.

"Лларчи".

"Я должен говорить с тобой".

"Я слушаю... Ты встревожен, Владыка".

"Да, королева моя..." - ощущение улыбки.

"Рассказывай..."

"Не знаю, с чего и начать".

"Неважно. Не начинай ни с чего... Просто говори".

"Ты помнишь Айну, которого подарила Эрлаанке?"

"Как я могу забыть кого-то из них? Вот только не знаю, что за имя он теперь носит".

"Он вспомнил то, что дала ему ты..."

Удивление - беспокойство - подозрение...

"С чего бы это?"

"Не стану сейчас рассказывать. Зову тебя в Йартэ, Владычица".

"Куда?"

"Йартэ. Мои Чертоги. Я сотворил их только что", - легкое смущение.

Она влетела стремительно и легко, даже не колыхнув нежное новорожденное пространство - горячий воздух ударил в лицо, плеснули черные одеяния. На ясном лице - улыбка... Он не смог открыть ей все - сразу. Удар не смягчить - Владыка Света просто-напросто тянул время...

- Йартэ - мечта. Чья мечта, Лларчи? На твою - не похоже.

- Ты так плохо знаешь меня, Альчи?

- Слишком хорошо. Ты прозрачен почти как Айну - только не обижайся. - Неуловимая пауза. - Я знаю, как Эрлаанке любит мрачные игры.

- Я тоже. Но, честно говоря, не ожидал игры настолько мрачной.

Один исчезающе короткий миг - и Альфээле не нужно уже ничего объяснять. Он ощущает перемену ее настроения - она не скрывает от него свои чувства. Верховные Света и Мрака близки, как никто другой - это одна из их обязанностей. Или, возможно, веление души...

В цвете - темно-розовый фон энергии творения и готовности к действию, подсвеченный оранжевыми проблесками настороженности, стремительно багровеет неистовой яростью, наливаясь изнутри грязновато-серой кипящей лавой ненависти...

В звуке - чеканный ритм обрывается в режущий хаос иррациональности, сложная, но мягко струящаяся мелодия распадается на тысячи острых осколков, которые складываются в новую, высшего порядка - пронзительно высокие ноты, гулкое, угрожающее движение басов, неестественные сочетания гармоний. Страшная, режущая ухо лавина звука, на более высоком уровне восприятия становящаяся невероятно прекрасной и захватывающей музыкой...

В классически видимом спектре - Альфээле с искаженным лицом бросается к неподвижному телу Айну.

"Сейчас она ударит. И это навеки останется моей виной", - подумал Айтоллар с равнодушием обреченного. Время замедлилось бесконечно, пейзаж за окном стал даже не картиной - скопищем грубых мазков. "Вот сейчас, сейчас..."

Наносекунда... Другая... "Зачем она медлит? Собирает Силу? Обдумывает?"

Альфээле медленно обернулась к нему.

- Лларчи, - ее голос был негромок и певуч, как обычно, но где-то в глубине спокойной интонации звучал такой надрыв, что останавливалось сердце. - Лларчи, зачем он это сделал? Искажение Искажением - человек в своем праве, но это-то, это зачем?

"Сейчас ударит".

Она кривовато усмехается.

- Успокойся, Лларчи, Владыка Света. Не ударю. - Неслышный вздох. - Арта теперь и мой мир.

- Что?

- Как будто не понимаешь...

- А... Эрлаанке?

- Мы теперь с Эрлаанке обвенчаны, - ожесточенно бросила Владычица Мрака. - Не будем больше об этом, хорошо?

- Хорошо, Альчи.

Недолгое молчание.

- Могу я просить тебя, Владыка?

- Все, что угодно, моя королева.

- Помоги мне...

Айтоллар бесшумно скользнул по залу. Заоконные сумерки, смотревшиеся вечерними, неожиданно оказались утренними - и за пеленой облаков взошло неяркое солнце.

      "Экзометрия - живое существо. Рафты - экзометральные пауки - что-то вроде фагоцитов. А мы с вами - паразиты в теле этого существа. Как вам такая гипотеза?"
      Льянта Эльверрт, Единый Творец мира Эстлэйн.

Он стоял неподвижно, чуть склонившись, облокотясь о подоконник. Небольшая комната, совершенно пустая, стены, пол, потолок - голый камень, - находилась в Инъя. Окно выходило на главную торговую площадь какого-то города. Орали торговки, торопливо проходили достигшие места назначения караваны, рутинным повседневным трудом занимались уличные воры и стражники, сипло завывали нищие. Город как город, классическое средневековье, почище, правда, чем можно было ожидать - так ведь лето, сушь и жара. Людей на площади было много. Окна, зависшего над широкой пыльной дорогой, они, понятно, не видели.

Гелланто молча подошел и уселся на подоконник рядом с ним.

- Я тебя сюда не звал, - бесцветно сказал Эрлаанке и снова замолк. Но выкидывать его из своих Чертогов не стал - даже не взглянул в его сторону.

Горячий пыльный ветер нес многочисленные ароматы большого города. Гелланто бездумно смотрел в окно, пока не понял внезапно, что именно делает сейчас Эрлаанке.

Он играл.

Выбирал человека на площади, некоторое время следил за ним, потом делал неуловимое движение рукой - и все.

Это не было смертью, вернее, было не только смертью. Жертвы исчезали из памяти Мира напрочь, не оставляя после себя ни тела, ни отпечатка в ноосфере, ни тепла дыхания. Но то, что они успели сделать в своей жизни - оставалось в нем.

В этом и заключалась игра.

Вещи, песни, дети... Но вещи оказывались сделанными чужими руками, песни - спетыми другими людьми, а дети внезапно становились детьми соседа, мельника, сборщика налогов... Они исчезали мгновенно, не успев даже понять, что произошло, не успев в последний раз вдохнуть теплый сладкий воздух, а окружающие все торопились по своим делам, не замечая ничего вокруг, не чувствуя жуткой неотвратимой опасности, не ожидая, что сами могут стать жертвой...

- Ты что, сдурел? - выдохнул Гелланто.

- Шел бы ты... - сухо сказал Эрлаанке. - Я развлекаюсь.

Он не делал различий между ними. Тот парнишка в богатой одежде, только что рассматривавший товары в лавке ювелира - сын здешнего князя, незаконный и самый любимый.

Сутуловатый мужчина с неровно обрезанными волосами - библиотекарь, книжник и еретик в душе, всю жизнь боявшийся, что кто-то узнает о запрещенных книгах, спрятанных в его доме...

Нищий.

Веснушчатый ребенок.

Пышная женщина в узорной шали.

Горделивый, с надменным лицом воин в роскошном плаще, без доспехов, но с мечом на поясе. Вот и покрасовался драгоценными ножнами. Аристократ с тренированным телом и острым умом, нуменорской крови - таких здесь называют Высшими, безгранично преданный Свету, каждое мгновение жизни своей посвящавший ему.

Ему.

Единому.

Эрлаанке.

Не посвящавший.

Мир даже не кричал, покорно выламываясь под волю Хозяина...

-Эрик, что ты делаешь!?

- Я же сказал - развлекаюсь, - спокойно и буднично. - Я, Гелланто, в своем праве. Как сказал бы Айтоллар.

- Айтоллар бы тебе под ноги плюнул за такое.

- Уже.

Гелланто замолк.

- Что случилось-то? - неловко спросил он после долгой паузы.

- Ничего особенного. Владыка Света высказал свое недоумение. Я ожидал этого.

- Я, наверное, должен извиниться.

- Извинись, - равнодушно. - Если тебе от этого легче.

- А...

- Мне все равно. Произошло то, что должно было произойти.

- И поэтому ты начал так развлекаться?

- Должен же я отдохнуть душой. Раз в жизни. - Он неторопливо выпрямился и посмотрел Гелланто в глаза. - Я ведь тоже человек, Гел. Правда, снаружи этого не заметно.

"Человек в своем праве" - глухо бухнуло в голове. - "Адинэ Итринна..."

"Человек..."

- Совершенный Вечнотворящий, - почти шепотом проговорил Гелланто.

- Именно.

Молчание.

- Можно же развлечься другим способом.

- Как ты? - ровная интонация не скрыла издевки.

- А ты пробовал?

- Не смеши меня, - без всякого выражения.

- Почему бы и нет? Ты же в своем праве. Пойдем. - Он спрыгнул с подоконника.

- Куда еще?

- Туда, - Гелланто махнул рукой в сторону окна.

- Гел. Что я там не видел? Я там каждую пылинку лично родил.

- Ты уверен?

Пейзаж за окном сменился. Тускловато-белый песок, тихий плеск серо-стального моря, потемневшие от воды и времени рыбачьи лодки. Невдалеке высились причалы и портовые здания. Сейчас окно из Инъя выходило на глухую окраинную улицу с курами и сохнущим бельем, но от порта долетал никогда не умолкающий шум торговых площадей и городских улиц.

- Ах, это... - равнодушно сказал Эрлаанке. - Гелланто, уверяю тебя - это не доставит мне удовольствия.

- Но попробовать-то можно.

- Иди, если хочешь.

- А ты останешься тут, и будешь выщелкивать людей, как комаров.

- Они же Несовершенные.

- Они и не станут никогда Совершенными, если так с ними обращаться. Слушай, я не могу тебя в таком состоянии оставить. Я, в конце концов, Темный.

- Это тебя к чему-то обязывает?

- Да нет... - Гелланто помолчал. - Ты знаешь, я почему-то всегда считал себя твоим другом.

- Другом? Моим? - в хризолитовых глазах Эрлаанке промелькнула тень злой усмешки, но неожиданно он смягчился: - Пойдем ...

- Ты только преобразись, - посоветовал Гелланто, критически оглядев его с ног до головы. - В этом обличье исключительно Айнур пугать можно.

- Ты меня учить будешь?

      "Посмотри на эту модель с точки зрения паразита, а не носителя оного, Льянта. Самое естественное устройство Вселенной".
      Альфээле Кенсэкайнэ, Единый Творец мира Аксарвельд.

Они появились ниоткуда, эти двое странноватых людей, так непохожих друг на друга. Один - высокий, красивый, наглого вида парень лет двадцати, смуглый и черноволосый, с одуряюще синими глазами и отточенными движениями мастера боя. Черная одежда - из странной невиданной ткани, синий, под цвет глаз, плащ. Второй - начинающий стареть мужчина с правильным бледным лицом и очень холодным взглядом светло-зеленых глаз, в одежде из той же ткани, но светлых тонов.

Они неторопливо шли по пляжу, почему-то не любуясь ни морем в туманной дымке, ни сказочно красивыми горами. Они разговаривали, но ветер не относил в сторону их слова, а ноги их не увязали в рыхлом сухом песке. И Белый Единорог непонимающе смотрел им вслед из-за темно-медовых стволов старых сосен.

...Окружающий Мир ощущается как огромный выверенный механизм, управляемый твоей мыслью и волей. От биения сердца птенца в гнезде до дрейфа литосферных плит, от снежных лавин на склонах царапающих небо гор до движения соков в выбившемся из-под земли ростке, от пьянящего вдохновения поэта до внезапной жалости подающего милостыню - все взаимосвязано, все подчиняется тебе. Кто-то скажет, что власть сладка. Пожалуй, да. Первые несколько минут, может быть, часов. Но миллионы лет... Это очень скучно, знать наперед все, что может и должно произойти в Мире. Нет, не только имена правителей и героев, даты битв и катастроф.

Все.

Форма лепестков каждого цветка, число перьев у каждой птицы, мысли и чувства каждого живого существа - этого мало. Количество молекул и атомов в каждом живом и неживом теле, жизненный цикл каждого вируса, точная температура каждой капли расплавленного вещества в недрах земли, траектория каждого опускающегося на землю листа... Все рождено твоей мыслью и суть она.

Конечно, это скучное, безличное и ненужное в большинстве случаев знание можно задвинуть в глубь памяти. Но - в Мире все равно не будет загадки, не будет неожиданности. Не будет чуда.

И поэтому Итриннар не слишком-то интересуются своими собственными Мирами. Вот чужой - это интересно, это не подчиняется тебе, здесь действуют другие законы и алгоритмы. И можно поверить в реальность...

Это был - чужой мир.

- По авторским характеристикам это место скорее Аксарвельд, чем Арда.

- Неправда, - сказал Гелланто. - Вот честно тебе скажу - фифти-фифти. Я был в Аксарвельде, много раз. Там все то же самое выглядело бы по-другому. У Альфээле очень узнаваемая манера.

- Да, что бы она ни делала...

- Опять ты об этом?

- А о чем еще?

Гелланто вздохнул.

- Будем проще, пойдем к людям...

- К этим людям? - холодно-изумленно. - Хочешь, чтобы я взорвался?

- Ты - взорвался? - Гелланто с интересом воззрился на него. - А что, такое бывает?

Эрлаанке не ответил.

Маленькая таверна возле причала была полна людей. Они были невысокими и изящными, с сильными, но не массивными телами, и Гелланто мгновенно сменил облик, став похожим на одного из них. Только нахальный взгляд остался.

Эрлаанке меняться не стал. Лишь глаза неуловимо полыхнули перламутровым свечением - или это так показалось?

Их приняли, как своих.

Эти люди улыбались часто, и ровный несмолкающий гул разговоров становился светлой убаюкивающей музыкой теплого очага и родного дома. Юная лохматая менестрельша, нарочито фальшивя, голосила развеселую балладу про заику-жениха. Слушали ее только двое или трое, смеясь и раскачиваясь на стульях в такт лихому ритму. В углу таверны разыгрывалась классическая сцена: "Если выпадет единорог - покупаем вина, если решка - пива, если на ребро встанет - новые снасти, а если в воздухе зависнет - чего уж там - жене обнову".

Гелланто ухмыльнулся.

Монета зависла в воздухе, слегка покачиваясь под легким сквознячком из неплотно прикрытого окна.

Лица кидавших были неописуемы.

Где-то в глубине прозрачно-хризолитовых глаз Эрлаанке начал таять лед.

- Одна из незамысловатых радостей нашей жизни, - глубокомысленно сказал Гелланто. - Посмотри на них - это катарсис.

- Что, по-твоему, они будут думать об этом? - Итринна щелкнул пальцами - со стола пропала монета, с лиц - охренение. Заодно створка окна плотнее прилегла к раме, и сквозняк прекратился.

- Эрик, Эрик... Какой ты мне ништяк испортил.

Лохматая менестрельша подошла к сидевшей у стены женщине в красном платье и стала о чем-то ее упрашивать. Та качала головой, не соглашаясь, даже погрозила пальцем, но потом все же сдалась. Менестрельша вышла на середину зала и звенящим голосом объявила:

- Сейчас Астэллин будет петь.

Разговоры смолкли мгновенно.

"Только бы не завела про Звезду и Учителя...". Гелланто проклял свою непроходимую глупость и начал отфильтровывать локальную ноосферу, но внезапно наткнулся на ледяную стену воли Итринна. "Не смей", - мысли Эрлаанке были так же невыразительны, как раньше - его лицо. А губы его улыбались...

- Эрик, не злись. Ну люди же, как люди... Вот хочешь, анекдот расскажу?

- О чем?

- О себе. Из жизни.

- Ну.

- Пришли как-то Фаа-Мартэ и старец Хиласин...

- Ну, Хиласин - это ты, а Даниаро зачем приплел?

- Это же анекдот, не перебивай. Так вот, пришли они к Лейт Эндетис, отношения выяснять.

- Это к Аккелаин, что ли?

- Не возникай. Вот, говорят, Аккелаин, полюбили мы тебя больше жизни, больше Миров собственных, а ты нас динамишь. Выбирай, говорят, кого одного, а то ведь передеремся, как последние дураки.

- Это точно.

- Что точно?

- Дураки.

- Замолкни. Ну вот, они и говорят: тебе какие больше нравятся, Темные или Светлые? Она посмотрела-посмотрела на них, и говорит: "Мне, Итриннар, нравятся умные. Но вам это не грозит".

- До чего ты дошел, Гелланто, - Эрлаанке суховато улыбался. - Сам про себя анекдоты сочиняешь.

- Это не я сочинил.

- Не верю.

- Да ну тебя.

- Это была грустная и красивая история.

- Ты мне это рассказываешь?

- А ты все опохабил.

- Да брось. Это что, вот я еще круче вариант слышал...

Астэллин запела. Гелланто аж дернулся. Уж слишком узнаваем был голос певицы - низкий, глубокий, сочный, с бархатной вибрацией - холодная чернота вечной ночи, острые мерцающие звезды, - и мелодия, что вел он.

"Совпадение? Или аватара?" - пронеслась мысль. - "Не проекция - я бы понял, не воплощение - я бы знал. Но такое точное совпадение - невозможно..."

Песня была без слов. Женщина стояла, закрыв глаза, с сосредоточенно-напряженным лицом, но голос ее лился легко и покойно, точно ветер высей или закатный свет сквозь кружево листьев. Менестрельша перебирала струны, морщась и вздрагивая - не удавалось попасть в лад голосу. Наконец, она затихла совсем, виновато опустив голову.

...Под неспешным ветром стелились травы, плыли неяркие облака... Молчало, застыв в неподвижности, море, и все никак не могла удариться о берег застывшая в пене волна. Раскрывались ладони неба, и молчание ночи сплеталось с песнями дня, растворяясь в бесконечно тянущемся времени. Свет становился видим и осязаем, и солнечные лучи были сухими и ломкими, словно лепестки умершего цветка. Медленно-медленно ударяли о неподвижный воздух крыла серебристо-серой сказочной птицы, и птица взлетала, скользила над застывшей землею, и темные, нечеловечески скорбные глаза ее смотрели... смотрели...

Эрлаанке криво улыбался, бледные глаза отсвечивали тоской.

- Интересно, кто из наших это им напел?

- Мне показалось - она аватара, - негромко сказал Гелланто. И, чтобы уж совсем развеять сомнения, добавил, - Альфээле.

- Альфээле сейчас не до аватар, я думаю, - холодно-равнодушно.

- А что у них в памяти? - странноватый вопрос для Итринна, но Гелланто просто пытался увести разговор подальше от опасной темы.

- Немного. - Эрлаанке прекрасно понимал это. Тень мрачной усмешки, жуткие - лед на болоте - глаза. - Песня страшно древняя, передается из поколения в поколение. Большего они не знают. Если совсем далеко залезть - кто-то откуда-то пришел и принес. Но - он не пел, он играл.

- Да поется это, поется... Альфээле, когда в хорошем настроении, заливается.

- Ты слышал?

- Конечно.

- А мне она никогда не пела...

- Так она Адинэр и не поет.

- А кому же? Айнур, что ли? Безмозглым...

- Астэллин, - мягко позвал Гелланто. - Спой еще, прошу тебя.

Певица, собравшаяся уже уйти, вздрогнула и неловко повернулась. В новой песне не ощущалось дыхание Изначального Мира - в ней звучала обреченная печаль Арты. Она пела о непрекращающихся войнах, о лучших из лучших, самых добрых, самых честных, самых отважных, безвременно покидающих Мир, о слезах их детей и вдов. О бессмысленности мучений и упорства - случится, что должно, что предпето. Предопределенность...

"Дура", - подумал Гелланто. - "Хотя - это я дурак. Откуда ей знать, кто ее сейчас слушает..."

- Еще, - холодно-бесцветен голос Эрлаанке, непрозрачны глаза.

- Да ну их, Эрик, пойдем отсюда... - лениво протянул Гел.

- Заткнись.

Астэллин оборванно вздохнула. Люди в таверне, да и на много километров вокруг уже подчинялись напрямую воле Эрлаанке - застывшие лица, пустые глаза, неестественно медленные и плавные движения. Впрочем, певица вряд ли понимала это, сознание ее было затуманено близостью подавляющих разумов двух Итриннар. Астэллин умирала - умирала необратимо, ей уже не суждено было воплотиться вновь в другом Мире, ее личность, ее душа были почти уничтожены - стерлись разум, характер, память... Оставались только песни.

И она запела.

"Как печальны очи твои -
В них усталость сотен веков,
Ясный пламень горькой любви
И железо тяжких оков..."

И дальше, и дальше - все, чего так боялся Гелланто.

Она едва ли понимала, что поет. Она вообще уже ничего не понимала. Да и слышали ее только двое.

И они услышали все, что ожидали услышать.

Эрлаанке сделал короткий жест рукой и женщина, умолкнув, деревянной походкой направилась к скамье.

- Вот. Вот о чем они поют, Гел. Вот так они думают. Не слишком приятно, верно? А теперь так будут думать не только сотня тысяч Несовершенных в моем собственном Мире. Так будут думать те, кто рядом со мной. Те, кто дорог мне, понимаешь?

- Дорог? - машинально переспросил Гелланто и остро пожалел об этом. Эрлаанке резко встал, глаза полыхнули бледным яростным пламенем.

- Мне никто не может быть дорог, так? Отмороженный Эрик сидит у себя в Инъя и играет в мрачные игры?

Гелланто ошеломленно молчал.

- И вот он немножко заигрался, и игра оказалась особенно мрачной. - Вечнотворящий стремительно развернулся и склонился к лицу Гелланто, упершись ладонями в стол.

- Они будут помнить это всегда, - спокойно и страшно.

- Память Несовершенных коротка. Прикажи забыть... - растерянно пролепетал Гелланто.

- Я не о них.

- А о ком?

- Нынешние Верховные. Они будут помнить это всегда. Злобный Эрик, который замучил тварь.

- Ну и плевать. - Гелланто поднялся. Почти силой заставил себя вернуться к прежней ехидной манере разговора. - Что ты так дергаешься? Тварь есть тварь. Лично мне так совершенно все равно. И прочим тоже - не все же так сдвинуты на идее воспитать из них Людей.

- Они будут помнить это всегда, понимаешь? - смертоносный накал гнева прорвался в голосе Вечнотворящего. - Альфээле. Айтоллар. Единственные люди, чье мнение мне не безразлично!

Он почти упал в кресло. Сжал руками голову. Уже успокоился? Вроде бы. Эрик просто не способен на долгую ярость...

- Ненавижу, - тихо сказал Эрлаанке. - Ненавижу. Как я все это ненавижу... - Гелланто вдруг понял, что он уже давно повторял эти слова про себя, раскаляясь медленно, но неотвратимо.

Парализованные внезапным выплеском надмирной воли люди - Несовершенные, примитивные, живущие так недолго, но все же Люди - замерли там, где их застигло это бесконечное мгновение - словно ударивший в лицо камень, словно холод, настолько чудовищный, что нервы отказывались ощущать его - только пустоту, выгрызающую жизнь из тела.

- А больше всего я ненавижу Альфээле и ее выродка, будь они оба прокляты! - Он снова вскочил. - Они ухитрились искалечить мне жизнь, понимаешь ли, не какой-то ее отрезок, а всю жизнь, всю мою бесконечную жизнь, рафт побери!

Люди. Люди... Они ощущали сейчас, - Гелланто знал точно, - как медленно останавливаются их сердца, замедляются жизненные процессы в теле - физически чувствовали и понимали это...

- Мало того, что она изгадила мне Арду, стерва, вытерла ноги о мой Замысел - она еще и Айтоллара сюда приплела!

...Певице Астэллин повезло больше - она умерла почти сразу, как только воля Эрлаанке перестала удерживать ее истерзанную сущность. Хрупкое тело, хрупкая душа - какой тоненькой ниточкой связаны вы...

- Айтоллар! Владыка Лларчи! Справедливость наша! Выше которой нет! Человек, который никогда никому не желает зла! Ты понимаешь, Гел, понимаешь?!? Ты, рафтово отродье!?

- Успокойся, - сказал Гелланто. - И заткнись. А то мимоходом выкрикнешь "Эа найт", и тогда вообще хана всему...

- Как ты сказал? Хана всему? - Эрлаанке истерически засмеялся. - А что, это неплохая идея! Действительно, хана всему - и я смогу когда-нибудь забыть об этом... Но они-то, они будут помнить! Будут помнить вечно! Он не даст забыть! Какого рафта мы создаем Айнур бессмертными!?

Ненавижу!!!

"И встала огромная волна, выше самых высоких гор..."

Трупы людей и стены таверны вспыхнули сухим белым светом и рассыпались призрачной пылью.

"И устремилась к берегу, поглощая все на своем пути..."

Крик Гелланто: "Эрик, стой!" смешался с задушенно-жалобным стоном в ушах: "Всеотец, за что?"

"И не было от нее спасения..."

      "Многоуровневая структура существующей реальности заставляет думать о подчиненном и второстепенном значении низкореальных Миров. Но это всего лишь заблуждение, распространенное и объяснимое".
      Айтоллар Эльгенде, Единый Творец мира Нэльтверр.

- Слишком поздно.

Неподвижное, стылое лицо, на грани шепота - тихий, устало-равнодушный голос.

- Слишком поздно.

- О чем ты, Альчи?

- Он - Айну Эрлаанке... был.

- Был, - кивнул Айтоллар. - Уже не будет.

Альфээле искоса взглянула на него, странновато улыбнулась краешками темных, мягко очерченных губ.

- Я не о том...

Она умолкла и отвернулась к окну. Почти непроизвольно добавила к пейзажу могучие леса на далеких предгорьях и яркие причудливые цветы под окнами.

- В моих силах восстановить личность, но без памяти - в этом нет смысла.

- Эрлаанке...

- Да. - Владычица Мрака поднялась - угловатым неловким движением смертельно усталого человека. - Но я не знаю, просто не знаю. О чем мне с ним говорить? Как?

- Если хочешь, это сделаю я, - мягко сказал Айтоллар.

- Что сделаешь? Лларчи, это же не для твоих рук.

Владыка Света молча отвел взгляд. Пальцы его нервно перебирали седые волосы Айну. Молчание. Молчание. Неуловимая мысль-ощущение ночной бабочкой затрепетала под темным потолком. "Адинэ Итринна нелегко осознавать, что его власть не безгранична".

"Оно и к лучшему"

"Знаю. Но Мелькору это не поможет"

- Альчи, - негромко сказал Айтоллар. - Зачем ты его подарила?

Она сдержанно вздохнула, коснулась бледными пальцами чистого высокого лба.

- Понимаешь, Лларчи, мы ведь были в очень хороших отношениях...

- Это же не повод...

- Он меня просил. - Беспомощно-растерянное лицо, тихий хрипловатый голос, короткие, словно оборванные фразы - так не похоже на Владычицу Мрака, так странно и неуютно... - Мы доверяли друг другу. Я доверяла...

- Зачем он ему понадобился?

- Чужеродность, неестественность, непокой - стимул развития... - Долгая пауза. Владыка Света молчал, болезненно переживая неловкость и ненужность разговора - они оба знали все и так... - Я, конечно, понимала, что стоит за этими словами. Что за судьба ждет моего...

Внезапное молчание - долгое и гнетущее. Когда Альфээле заговорила снова, голос её звучал спокойнее и звонче, черты лица снова стали чеканно-жесткими, но ощущение неуютности осталось...

- Темный Айну в мире Светлого замысла. Но - к тому времени меня уже избрали Владычицей.

- Опять обязанности. - Айтоллар грустно усмехнулся. - Вот нет у меня памяти на номера параграфов.

- Да. - Ответной улыбки не было. - И, если честно, - округлые перламутровые ногти жестоко впились в мягкие ладони, лицо - сухая маска равнодушия, - он не был особенно дорог мне тогда. Он был одним из многих - а сейчас стал единственным.

- Я не совсем понимаю...

- Я плохая мать, Лларчи.

- Неправда.

- Не отрицай очевидного. - За окном гулко и тяжко просвистал ветер. - Я должна хоть что-то сделать для него. Но как?

Ясные сиреневые глаза Вечнотворящего подернулись печальным туманом.

- Альчи... Может быть тебе лучше просто остаться сейчас здесь?

- Он скоро проснется.

- Вот именно.

- Ты же знаешь меня, Лларчи, - горько и жестковато. - А я знаю его. Делать сейчас коррекцию опасно и глупо. А так - он мне не поверит. Он не мой Айну, уже очень давно. Он не ощутит близости, причастности - я чужая...

- А я - не чужой?

- Ты Владыка Света, Лларчи, - она мягко улыбнулась - солнечная теплота взгляда, колючие снежные искры в волосах, матово-бледные переплетенные пальцы - перламутровый нежный узор.

Поднимающееся к зениту солнце разогнало молочные облака, и на темные камни пола легли теплые желтые квадраты.

- Альчи... - с улыбкой начал Айтоллар - и осекся. Вечнотворящая вздрогнула и судорожно выпрямилась, тонкие пальцы до боли впились в виски.

"Арда теперь и мой Мир" - вспомнил Итринна.

Гибкое тело - очерк натянутого черного лука.

"Он сам дал мне повод, Лларчи".

Чудовищной грузной волной воплощенного гнева вставала над Миром яростная необоримая сила...


- А вот этого делать не стоит.

Она стояла на кромке застывшего прибоя, в облике совсем юной обольстительной женщины, не старше двадцати лет по возрасту людей Арды. Очень спокойная, совсем нестрашная. Даже платье из тяжелого льющегося шелка было не черным - темно-красным в черноту. Только бледно-серые прозрачные глаза со звездно-кружевным узором в бездонной глубине хранили холодные отсветы вечности. Но вряд ли Несовершенному доступно было бы увидеть это.

- Альфээле, уйди с глаз долой! - прошипел Эрлаанке. - Мне плохо от одного твоего вида!

- А я здесь не для того, чтобы делать тебе хорошо. - Неторопливо, почти величественно приблизилась - не шла, перетекала из шага в шаг. - Сними, рафт побери, свой деструктивный импульс. Арда ни в чем не виновата.

- Альфээле, - с неожиданной мягкостью выговорил он долгое приглушенно-певучее имя - злая издевка в глубине интонации. - Я - в своем праве.

- В таком случае я - тоже, - сухо сказала Итринна. - Как Владычица Мрака я имею право запретить. И пользуюсь им в данный момент

Бледно-зеленое пламя взгляда Эрлаанке пересеклось с прохладно-серой текучей водой глаз Альфээле - и опало, спряталось в пустые, лишенные эха глубины, где таилось так долго, надежно окованное. Вечнотворящий устало прикрыл глаза и потер лоб.

По застывшему в невероятной вышине тусклому грузному телу пробежали неестественно белые блики, волна стала полупрозрачной и исчезла.

- Вот и ладно.

- Зачем ты пришла?

- Странный вопрос. - Она явно насмехалась. - Портить тебе жизнь, зачем же еще. Гелланто, - не оборачиваясь и не меняя интонации, - мне кажется, один маленький Мир явно тесен для троих Итриннар.

- Отовсюду меня, бедного, гонят, - с облегчением сказал Гелланто. - Пойду я, горемычный, погложу черствую корочку, а вы поговорите тут спокойно, без меня, - и уже исчезая, ехидно добавил, - по-родственному.

- Юморист рафтов, - привычно отозвалась она.

Эрлаанке проделывал какие-то манипуляции с ноосферой, стирая из нее все отпечатки своей минутной несдержанности.

- И часто ты этим занимаешься? - поинтересовалась Альфээле.

- Постоянно, - мрачновато-устало.

- Двадцать восемь человек расщепил необратимо.

- Не твое дело, - в его голосе не слышалось объяснимого раздражения, скорее горечь. - Как ребенок?

- Целиком, - раздельно проговорила Альфээле, глядя в сторону. - Насколько это вообще возможно. Думаю, ты меня понимаешь...

- Понимаю. Я не понимаю, почему ты со мной разговариваешь.

- А чего ты ожидал? Что я полезу в драку?

- Кто постигнет замыслы Владычицы Мрака? - вопросом на вопрос, с мрачной иронией ответил он.

- Плохо же ты обо мне думаешь. - Помолчала. - Эрлаанке, мне нужна память Мира. Не тысячи раз корректированной ноосферы - Мира. Подлинная память.

- Гелланто считывал ее без моего ведома.

- Гелланто не Верховный. К его счастью.

Эрлаанке вздохнул.

- Желание прекрасной дамы - закон.

Владычица Мрака прищурила огромные светлые глаза. "По образу и подобию творила бандита своего", - промелькнула мысль, окрашенная каким-то странным теплом. Вершины сосен качнулись и запели под ветром. Неожиданно - словно отошла невидимая преграда - ворвались звуки моря, и неведомо откуда взявшаяся черная чайка с криком опустилась на песок у ног Альфээле.

- Не пытайся ко мне подольститься, - она усмехнулась.

- Я просто хотел сделать тебе приятное, - слишком явна наигранность интонации, слишком глубоки - головокружительно-неопределенно - хризолитовые глаза.

- М-да, - до странности спокойно сказала Альфээле после недолгой паузы. - Мне есть что сказать тебе по поводу всего этого. Но сейчас не время.

- Торопишься?

- Пожалуй, да.

Она ушла почти неожиданно, когда Эрлаанке уже собирался задать следующий вопрос. Не удержалась от красивого эха - пахнуло горячим ветром, по песку скользнула тень распростершего крылья дракона. Он слишком хорошо знал, что ничего не увидит в низком непрозрачном небе Мира Сотворенного, но все-таки поднял голову.

      "Адинэ Итринна никогда не скажет "Я знаю, как надо". Нет для него такого понятия: надо. Есть понятие: хочу. И изредка: нельзя".
      Альфээле Кенсэкайнэ, Единый Творец мира Аксарвельд.

...Ветер в лицо... Прозрачно-бескрайнее небо...

Свобода...

Свежий упругий утренний воздух ударяет в распахнутые крылья, развевает волосы, щекочущим холодком пробирается под одежду. Солнце где-то за спиной - золотистые лучи отражаются от пушистых белых боков огромных туч, малахитовой прозеленью играют на непроглядно-черной перепонке крыльев...

Он летит, стремительно мчится вперед, танцует в радостном ясном небе, не думая ни о чем, просто наслаждаясь легкостью и скоростью, ощущением своего сильного послушного тела, освежающим ветром высоты...

Постепенно ветер стихает. Крылья немеют, воздух больше не держит его и он бьется в небе, неловко, резко, словно выброшенная на берег рыба. Неудержимо тянет вниз, к земле...

Облака расскользаются в стороны.

Земли под ними нет.

Взгляд теряется в нежной перламутровой дымке, милосердно застилающей жуткую, неохватную светлую бесконечность. Мгновение спустя он понимает, что и солнца тоже нет, и неведомо откуда льется это радостное сияние, что отражают, не в силах затмить, невинно-чистые облака.

И он обречен вечно падать в смеющуюся прозрачную бездну.

Ветер свистит в ушах, но не дает поддержки крыльям. Нельзя даже вздохнуть - то ли дыхания нет, то ли воздух слишком быстро проносится мимо. Бесплотные облака - бесчувственно-холодные прикосновения, не дающие ни облегчения, ни надежды...

Внезапно одно из них вместо пелены тяжелого влажного тумана оказывается чем-то надежным и покойным, словно чьи-то ласковые сильные руки...

Он беззвучно вздыхает и проваливается в другой сон.

Здесь нет ни света, ни тьмы, ни печали, ни радости - только покой и сладкая беспомощность в объятиях чужой воли. Он чувствует мысли невообразимо огромного, одновременно далекого и близкого, непонятного, непостижимого существа - словно волны нежного тепла или колючей нестрашной прохлады, скользящие по беззащитной душе, словно неяркие блики в глазах, что несут осознание и ясность разума.

Мысли эти потрясающе сложны - тысячегранные кристаллы знаний, чувств, предположений, предвидений, с неимоверным множеством тончайших оттенков и скрытых смыслов. Он понимает лишь крошечную их часть - и то потому, что ему дозволяется это понять. Доброе любопытство, жалость, лишенная скрытого омерзения, желание защитить и приласкать... Еще что-то непонятное - нечто среднее между умилением - такое маленькое и слабое существо - и восхищением - столько сумело сделать...

Что сделать?

Столько сделать - не по силам такому, как он, странно даже предположить, что он смог сделать это...

Да что же, что?

Памяти - нет.

Но он не может смириться с этим, он отчаянно пытается вспомнить, вспомнить хоть что-нибудь, хоть собственное имя...

И его усилия вознаграждаются.

Откуда-то из глубины поднимаются странные и страшные, непонятные видения, затеняющие прежнюю светлую безмятежность, и сладостное чувство подчинения необоримой доброжелательной воле сменяется ощущением унизительного, нестерпимого плена. Он яростно вырывается из мягкой раковины Силы, и та легко - до странности легко - отпускает его.

Ослепительный свет бьет в глаза, тяжелый ветер выламывает из суставов ноющие от перенапряжения крылья, светлая радостная бездна стремительно несется навстречу. Панический ужас захлестывает его, и он столь же отчаянно тянется обратно, к тишине и надежности...

Мелькор вздрагивает и просыпается.

Айну била крупная дрожь. Айтоллар крепко обнимал его обеими руками, удерживая готовые судорожно распахнуться огромные крылья. Он постоянно пытался войти в его разум, но удалось ему это лишь тогда, когда обрывки туманных бессмысленных видений соединились в относительно связный кошмар.

...Он беззвучно вскрикнул, уткнулся лицом в грудь Айтоллара и замер, часто и глубоко дыша, впиваясь пальцами в широкие плечи Итринна.

- Перепугался, котенок? - улыбчивый ласково-покровительственный голос. Такой обыкновенный, такой понятный...

Айну вскинул голову и уставился на него.

"Красивый. Очень. Впрочем, кто из них не красивый... Но когда в эти глаза вернется тысячелетняя память, его лицо станет совсем другим".

- Кто ты? - на полпути между словом и мыслью спросил Айну.

- Айтоллар. Можно Лларчи.

Айну кивнул. Поднялся, осторожно и вежливо отведя в сторону руки Айтоллара, неторопливо уселся в кресло напротив. Каждое движение так и дышало достоинством. Итринна едва не рассмеялся, но вспомнил, кем был Мелькор практически всю свою жизнь - и решил подыграть. "Да. Этот не будет страдать от отсутствия хвоста и, стало быть, невозможности им повилять", - Лларчи улыбнулся - только мысленно. - "Понятно, почему Эрлаанке так его невзлюбил".

Айну спокойно и изучающе смотрел на него.

- Что это за место? - кажется, он успел совершенно уже прийти в себя. Какая уверенность в голосе, - но без наглости избалованной твари. Уверенность мудрого и сильного, рождающая защищенность и покой в душе... Если он поймет, кто такой Лларчи на самом деле - она останется? Нет, скорее перейдет в напускную надменность и отстраненность...

- Йартэ.

Он вздрогнул и подался вперед. Глаза вспыхнули, уголки губ поползли вверх. Услышал знакомое созвучие, котенок, вряд ли помнит, что это такое, но все равно - родное и любимое...

- Кто я?

Таким спокойным и естественным тоном не задают подобных вопросов. Владыка Света почти растерялся - правда, не из-за этого.

- Ты совсем ничего не помнишь?

- Помню свое имя. Помню язык, на котором ты говоришь. Знаю, что не сейчас появился на свет. Что было раньше? До этой минуты?

Айтоллар сосредоточенно помолчал.

- Долго объяснять...

- Это препятствие?

Ой, котенок, не надо дерзить Итриннар, мы люди вспыльчивые и страшные во гневе, и ты это на себе уже испытал... Но он тут же поправился - неоформленный кусочек памяти, привычка или еще что-то...

- Извини. Ты ведь целитель. Ты должен идти, так? - спокойный, даже успокаивающий голос. Словно с младшим разговаривает, словно с учеником... - Со мной все в порядке.

Вот это великолепно!

- Ничего себе порядочек. Я все же постараюсь объяснить...

- Я постараюсь понять, - ободряюще улыбнулся - одними глазами.

"До чего же очаровательный ребенок", - Айтоллар задумчиво переплел пальцы.

- Твоя память - очень тяжела. Чтобы излечить тебя, нам пришлось ненадолго ее... убрать.

- Она вернется? - спросил быстро, настороженно-пронизывающие глаза потемнели. - Не хотелось бы остаться без прошлого.

- Каким бы это прошлое ни было?

Айну напрягся, отыскивая достойный ответ, впился пальцами в подлокотники кресла - и тут же, не осознавая, что делает, стремительно убрал руки, спрятал за перепонку крыльев. "Ах, котенок..."

- Да, каким бы ни было... - неловко, тихо, отведя глаза. И вдруг совсем беспомощно, по-детски, - А что, очень страшное?

"Эрлаанке, я придушу тебя. Как ты мог..."

- По долгу целителя я должен вернуть его тебе, - Айтоллар уклонился от ответа. Мгновенная мысль, перекидывающая мост между ним и Альфээле...

"Альчи".

"Да".

"Альчи, я поражен. Если ты сотворила это..."

"Я творила совсем другое, Лларчи. И ты это прекрасно знаешь. А за то, что он стал таким, нужно благодарить Эрлаанке".

"Благодарить?!"

"Ах, Лларчи, Владыка Света..."

Тень легкого вздоха. Недолгая пауза.

"Ребенок в порядке?"

"Более чем. С ножом у горла требует вернуть себе память"

"Ты так не шути. Он вполне способен на что-то подобное"

"Да ну тебя"

"Я же знаю"

"Ты... говорила с Эрлаанке?"

"Да. Он..."

"Потом, потом. Все в порядке?"

Ответ Альфээле - неоформленное в слова согласие.

Айтоллар встал.

- Посмотри мне в глаза, - очень мягко, но с исключающим неповиновение императивом внутри интонации. Айну послушно поднялся с кресла и подошел ближе, почти вплотную, но смотрел при этом в окно.

- Ты уверен, что это необходимо?

"Альчи, что это с ним? Я что-то не так сделал?"

"Лларчи, ты с ума сошел! Как Итринна тебе говорю - не вздумай ему что-то приказывать! Только хуже будет! Эрлаанке на этом и погорел".

"Почему ты ему не сказала?"

"По-твоему, он спрашивал?"

"Это был бы уже не Эрлаанке... Что ж, постараюсь обойтись без повелений".

- Тот, кто возвращает память, имеет дело с душой, а не с телом, - чуть монотонно, словно заклинание, заговорил Айтоллар. - А глаза - окна души... Нужно. Посмотреть. В глаза. Целителю.

Ладони его бережно охватили руки Айну выше локтей. Тот медленно повернул голову, по сияющим глазам прокатились гипнотические блики. "Должно быть, на Несовершенных действует о-го-го как. Но я-то, котенок, Адинэ Итринна..."

В следующее мгновение Мелькор отшатнулся от него, судорожно закрыв лицо руками, упал в кресло - Айтоллар успел мыслью передвинуть его, - сжался, давя стон...

...Черно-кровавый раскаленный вихрь проносится, словно удар кнута, чуть наискось, и не видно ему конца - дымно-багровый горный поток, мертвящий смерч. Ты в нем, - как птица с изломанными крыльями, как сметенный с дерева опаленный лист, и одновременно - он в тебе, сухо, ядовито обжигая глаза и горло, гулким колоколом звеня в ушах...

- Я же говорил... - виновато прошептал Лларчи, но не был услышан. "Что же делать, котенок. Придется тебе пережить все это еще раз".

...Лица, прикосновения, созвучия голосов, чувства... Едва ты вспоминаешь имя, внешность, привычки, едва понимаешь - он дорог тебе, он отважен и честен - и захлебываешься в нахлынувшей новой тяжелой, горько-соленой волне памяти - он умер... Едва осознаешь - у тебя есть дом, где-то далеко встречает солнце медово-золотой город, где тебя любят и ждут, где ты нужен, где живут те, кому ты рассказывал сказки и мастерил подарки на свадьбу - и серым, холодным отчаяньем отзывается медленный беззвучный удар колокола - их нет больше никого, они умерли... умерли... Вся боль, весь ужас, ярость и ненависть, что ты испытал когда-то, проходят через тебя заново, превращая тебя в комок обожженных нервов, перехватывая горло жестокой шершавой петлей...

Но прохладным золотистым лучом, тонким ручьем весенней воды возвращается и иная память - о юном и древнем мире, над которым горит твоя Звезда, о поющих под ветром травах, о странных и прекрасных существах, что не явятся равнодушным чужим глазам... О Людях, что верили тебе. О том, кто был с тобой неотлучно до конца, кто так хотел защитить тебя, кто остался продолжателем твоего дела...

О той, чье лицо было его последним воспоминанием...

Айну замер. Медленно-медленно руки его ползли вниз по лицу, ощупывая сомкнутые веки, тоненькие полоски заживших шрамов, еще медленнее - по телу, уже дрожа. Наконец, он открыл глаза и недоуменно уставился на собственные запястья.

- Кто ты? Да кто же ты? - сорванный шепот.

- Это неважно, - успокой его, такого... Алкарэме, одно слово... зато с добрым десятком смыслов - Лучезарный/Неистово светлый/Звезда/Радость...

- Неважно? - он рванулся вперед, вцепился в ворот одежды Айтоллара, звездно-яркие, завораживающие глаза - так близко, словно бездонные пропасти, полные яростного пламени, гипнотические, затягивающие... "Вот тут бы мне заскулить и на колени пасть", - отметил про себя Айтоллар. - "Но... Не люблю переигрывать".

- Не надо меня пугать, котенок, - сдержанная улыбка. - Я человек немолодой, сердце у меня больное, могу и замертво свалиться.

- Извини... - он не отводил растерянного взгляда. - Я... не знаю, что со мной. Ничего не понимаю... Что произошло? Кто ты? Что это за место?

- На эти вопросы я уже отвечал.

- Ты умеешь отвечать, Лларчи... - Айну наконец отпустил его и отвернулся. - Ты сказал - ты человек.

- Человек, - с легкой тенью удивления. - А что в этом такого?

Мелькор не ответил. Подошел к окну, коснулся пальцами синеватого стекла, вглядываясь вдаль.

- Все то же самое и совсем другое... Я не знаю, где это. Я не чувствую... - очень тихо, про себя. И, обращаясь к Айтоллару, - Это ведь не Арта, верно?

- Я полагал, что вернул тебе память, - без улыбки заметил Итринна. - Подумай.

- Мне казалось - я умер, - медленно сказал Мелькор. - Ушел на Путь Людей... Но я здесь, и я - снова я. - Поднял на него пронзительно-светлые глаза. - Ты можешь объяснить, Лларчи?

- Уйти на Путь Людей, котенок, не так просто даже тому, кто родился человеком. А тебе - так этого никто бы не позволил.

- Почему? - почти с отчаяньем. - Множество миров в Эа, и не властен над ними Эрэ...

- Эрэ? - Айтоллар мягко усмехнулся. - У других Миров - свои Творцы, котенок. Ты думаешь, кто-то из них был бы рад увидеть в своей вотчине такое чудо? - Он неожиданно оказался рядом, обнял Айну за плечи, заглянул в растерянные глаза. Бархатно-сиреневые сумерки, облака на закате, медленные птицы над морем, над нежно-алым прощанием солнца... Не знающая преград воля - не грубый, ломающий душу приказ - ласковая, немного виноватая просьба... Мелькор чуть запрокинул голову, завороженно глядя в глаза Итринна - и тогда Айтоллар позволил ему, наконец, ощутить, кто есть целитель Лларчи на самом деле.

Пространство разлетается в стороны, далеко-далеко от тебя, и ты становишься одинокой искрой в холодном и пустом небе, и приходит сухое, непрошеное осознание того, как коротко на самом деле то мгновение, что кажется тебе вечностью... Пересыпаются слова, как мелкий песок, не в силах определить То, Что Близится - и уходят.

Огромное, безмерное здание, наполненное светом, с невероятно прозрачными стенами и полом, сквозь которые видны тысячи тысяч комнат и этажей - одинаковых, одинаково далеких и близких ...

Ярчайшая, в полнеба, звезда, ясно светящаяся в аквамариновом спокойном просторе, над океаном светлого пламени...

Темная, без единого огонька, но все же ясно просматривающаяся бесконечность...

...бесконечность неодолимой радостной силы...

Но и образы бессильны, и нет у тебя чувств, чтобы ощутить и осознать Приходящее, есть только память - и ты вспоминаешь, что когда-то это уже было...

Это было... Но было не так.

Тогда - ты отчаянно пытался заслониться от Невозможного, все равно чувствуя свое ничтожество, отчужденность и болезненно-равнодушное обвинение непонятно в чем.

Сейчас - нет, Пришедшее не стало ни ближе, ни понятнее, по-прежнему всеобъемлюще непостижимо. Вот только почему-то не нужно от него закрываться...

Айну зажмурился, как от яркого света, по лицу прошла болезненная судорога. Долю мгновения он почти висел на руках Айтоллара, но потом заставил себя выпрямиться. Отвел взгляд, стряхивая наваждение воли Вечнотворящего - Айтоллар легко отпустил его.

- Кажется, я понял... - глядя мимо него куда-то в пространство, прошептал Айну. - Да, теперь я все понял.

      "Сущность Мира - в Предопределенности. Если ее нет - то это и не Мир вовсе.
      Впрочем, исключения существуют".
      Льянта Эльверрт, Единый Творец мира Эстлэйн.

"И что теперь?"

Тень мысли - и белый песок под его ногами стал нежной травой, сосны сменились вязами и рябинами, вечнотоскливые крики чаек - мелодичным щебетом птиц солнца и леса. Остался только голос воды - но суровая, холодно-могучая песня моря обернулась застенчивым шепотом мелкой сладкой речушки.

Он неторопливо опустился на мягкие хвощи меж огромных, в человеческое туловище толщиной, корней старого дерева. Закрыл глаза. Попытался отрешиться от понимания, что весь окружающий Мир - только его мысль, и не более того. На сей раз ему это удалось, и он смог, наконец, залюбоваться красотой и гармонией Арды.

Арда... Арда... Словно удар колокола на гордой башне, словно узорные ворота, распахивающиеся в светлую сказку Мира Сотворенного. Торжественный ясный свет, льющийся с вышины, белые сияющие ступени престола, ослепительно-золотые вершины гор и затканные серебром звезд сумерки долин. Арда - драгоценнейший камень в короне Единого Творца, игрушка, любимая настолько, что становится живым существом.

Златокудрые, лазурноокие воины в золоченых доспехах, преследующие, рассеивающие, уничтожающие гнусных отвратительных тварей. Девы в белых, расшитых драгоценными камнями одеяниях, с руками, подобными крыльям, с лебедиными шеями. Песни, ошеломляющие совершенством, здания, украшения, корабли, заставляющие задыхаться от восторга... Дивно прекрасные, мудрые, загадочные Элдар, Старшие Дети Единого.

И Пришедшие следом, Люди. Дикие, грубые, короткоживущие, подверженные болезням... Это их сердца будут замирать от восхищения, это они станут преклоняться перед великолепием Элдар. Они будут стискивать зубы от осознания своей ничтожности и бессилия, созерцая недостижимые идеалы, снова и снова станут переплавлять откованное, отставлять в сторону вырезанное, переделывать написанное и спетое, пытаясь достичь хотя бы жалкого подобия... Они будут самоотверженно любить, под пытками сохранять клятву верности, благоговейной преданностью отвечать на презрение, прощать любую подлость и жестокость - ради красоты и совершенства Перворожденных.

Совершенно неважно, к кому испытываешь чувства - важно, какой след остается в душе.

Они умрут и родятся заново, утратив всякие воспоминания о прежней жизни, сотни сотен раз, в Арде и других Мирах, пока, наконец, не станут сами - Совершенными, и, осознав всю память прошлого, не улыбнутся над бессмысленными марионетками...

Я хотел, чтобы было так.

Так, как рассказано в неописуемо древней книге...

Айну Эрлаанке, почувствовав, что настроение Хозяина уже не так смертоносно, как несколько минут назад, робко позвал:

"Всеотец... Что вызвало гнев Твой? В чем мой недосмотр?"

"Манве, тварь, заткнись", - привычно-устало, даже без раздражения. После недолгого колебания он стер из памяти Валар все диссонирующее знание. Вайре, малышка, даже не заметила ничего. Намо дернулся - не в первый раз, стерпит. Любимица Варда, освобожденная его волей от постоянных коррекций, ничего не сказала - поняла, что хочет Хозяин, и почти - что он чувствует, красавица моя, умница...

Это была даже не ошибка - стечение невозможностей. Наверное, я должен был сотворить Мелькора сам - чтобы он стал тем, что я хотел увидеть. Но тогда Моргот был бы такой же послушной игрушкой в моих руках, как и все остальные - а это, знаете ли, ни в какие ворота...

Пробивающий веки свет чуть померк. Эрлаанке слишком хорошо знал, кто это, но не стал разрушать очарования реальности - и открыл глаза.

- Здравствуй, Хозяин.

- Здравствуй, Форонимальда, - чуть вздохнул. Налетел теплый ветер, принес запах зреющей под солнцем пшеницы - с людских полей, сахарной земляники - с опушки леса, холодного мокрого дерева - с реки, уронил в глаза светлые недлинные волосы. Эрлаанке провел по лицу ладонью, едва заметно поморщившись.

- Думалось мне, Хозяин - сотни сотен лет минут, прежде чем Ты придешь снова, - раздумчиво сказал энт.

- Так и есть.

Форонимальда ничего не ответил. Внимательно смотрел на него, ожидая продолжения реплики.

- Взор мой не покидал Мира.

- Хм... - Энт помолчал, собираясь с мыслями. - Кто это был - торопыга такой, пересмешник, а глаза синее синего неба?

- Гелланто Армендилайар. Он - господин.

- Хм. Я это понял.

- Остальное - непостижно тебе, Форонимальда. - Немигающий взгляд Эрлаанке - в солнце.

- Да, Хозяин, - послушно сказал энт.

Из зарослей малины вперемешку с крапивой и чертополохом выбрался темно-рыжий лисенок, зажмурился и чихнул от яркого света. Эрлаанке мыслью подозвал зверька - тот подковылял на подгибающихся слабых лапах - взял в ладонь узкую мордочку. Глупая животина, несложный алгоритм - вот и существует как бы само по себе. Оттого и кажется гораздо более настоящим, чем иная замысловатая высокомудрая тварь.

Он почесал малыша за ухом. Лисенок съежился, помаргивал испуганно, дрожа всем маленьким телом, от носа до хвоста. В этот момент он был настолько похож на Ауле, что Вечнотворящий даже удостоил эту идею тускловатым отсветом улыбки. "Зря я так его отлупил за эту ящерицу...", - умиротворенно подумал Эрлаанке. - "Нашлось бы ей место где-нибудь. В жерлах вулканов, скажем..."

Дендроморф смотрел на него, усмехаясь в бороду. В мудрых глубоких глазах переливались солнечные блики. Всякий раз, когда Эрлаанке думал о нем, на него накатывала волна теплой гордости создателя за свое безупречное творение. Хотя нет, безупречным было другое любимое детище Эрлаанке - Варда, а Форонимальда просто грел душу...

- Много раз опадает листва и зеленеет снова, - негромко, словно про себя заговорил энт. - Новые деревья родятся, а старые изживают себя во внуков и правнуков. Приходят хорошие времена, и уходят. Стояло время, когда я боялся, что пропадет мой лес, насовсем.

Сказал - и прищурился, ожидая ответа. Эрлаанке усмехнулся - ни одна черточка холодного лица не дрогнула, но ясным огнем просиял солнечный свет, радостно засмеялась вода, и земля тихонько вздохнула.

- За свой лес не беспокойся, Форонимальда. Скорее уж обитель моих Властей канет в небытие, чем эта поляна.

- Как скажет Хозяин, так и будет, - энт покивал.

- Вот заладил - Хозяин, Хозяин... - рассеянно, глядя в сторону.

- Я прежде называл Тебя по-иному, как Старшие Дети, - нахмурившись, заметил Форонимальда. Но продолжать не стал - был мудр.

Итринна шлепнул лисенка и подтолкнул обратно к норе в зарослях. Поднял жутковатые леденистые глаза.

- Форонимальда, растение ты мое. Пускай будет Хозяин. Я не сержусь. - Помолчал, переломил в пальцах хрусткий полый стебелек. - Не понимаешь ты ни шиша, друг мой стоеросовый...

- И лес, и я - все только Твоя мысль, Хозяин, - очень медленно, серьезно и печально сказал энт. - Ничего больше здесь нет.

Эрлаанке, собравшийся было встать, откинулся на жесткий, липкий от теплой смолы ствол.

- И зачем ты только мне об этом напомнил... Прощай на сотни сотен лет, Форонимальда, пастырь деревьев - что толку в беседах с собственной галлюцинацией...

      "Равновесие - это не две чаши весов, черная и белая. Это бесконечные множества вечно колеблющихся чаш бесчисленных, неповторимых оттенков. И каждая из них зависит от всех, а все - от каждой".
      Льянта Эльверрт, Единый Творец мира Эстлэйн.

- И что теперь? - со странным выражением: не то бессильная покорность обреченного, не то затаенная подготовка к борьбе. Впрочем, зная характер Айну - скорее второе.

- Не знаю, - немного удивленно отозвался Айтоллар.

- Ты - и не знаешь? - Он невольно перевел на него взгляд - и стремительно отвернулся, напряженно ожидая вторжения в свой разум. Он никак не мог понять... уже понял, но не верил себе и своему пониманию. В глубинах памяти постоянно маячил образ Эрлаанке - расплывчатый до неузнаваемости, противоречивый и еще более несимпатичный, чем в жизни.

- Правда не знаю, - с грустной улыбкой сказал Владыка Света. - Я, котенок, кругом виноват - и перед... Эрэ, и перед Альчи, и перед тобой...

- А передо мной-то в чем? - Айну поразился скорее не словам - тому, что их произнес - Единый. Айтоллар опустил глаза. Ровные темные плиты пола стали полупрозрачными, в глубине дымного нефрита ожили и задвигались странные расплывчатые образы.

- Ты же верил, котенок. Что сможешь уйти. Что способен перебороть волю Вечнотворящего. Что душа не знает смерти...

- А разве это не так?

- Не всякая душа, - очень медленно, со странной интонацией, раскрывающей многогранность смысла простой фразы. - Ты действительно мог бы уйти - не так, как желал. Навсегда раствориться в пустоте. - Тихий вздох. - Но до конца верить в возвращение. А теперь...

- Так, значит, я не смогу вернуться?! - Он резко развернулся и все-таки взглянул ему в лицо, позабыв обо всем. Растерянные, умоляющие глаза - скажи мне, скажи - что угодно, но только не тот страшный, в одно слово, ответ, ведь лучше умереть, лучше на самом деле навсегда уйти в небытие...

И Владыка Света не смог выговорить - правду. "Да, в конце концов, разве есть что-то невозможное..."

- Это может позволить только Эрлаанке... Эрэ.

- Или не позволить, - злая усмешка, обжигающий лед глаз, хрупкая, не исцелившаяся еще до конца душа - точно перетянутая струна, точно готовый расплавиться металл, лишь каким-то чудом еще сохраняющий форму. Айтоллар мягко положил руку на плечо Айну. Покой и надежда, ласковое ободрение - прохладные, чуть светящиеся в полутьме зала пальцы...

- Нет ничего невозможного, котенок...

Айну опустил голову, прикрыв глаза. Итринна не стал корректировать его сознание, только попытался успокоить, хотя и не слишком удачно, - боль неверия и задавленный страх сменились пронзительной тоской. Но надежда все же была - надежда на то, что...

- Единый.

Он не ответил словами - только ощущением: внимание и готовность понять.

- Почему я не могу принять человеческий облик?

- Это не Арта, котенок - другой мир. Хотя, в сущности, и не мир вовсе - всего лишь мои Чертоги. Здесь такие правила. Законы, унати - так, кажется, у вас называлось. Но я могу изменить их, если хочешь.

- Пожалуйста. - И совсем тихо: - Если это никому не навредит, - мимолетный взгляд исподлобья, стиснутые до боли руки. То ли не верил, что Итринна действительно сделает это, то ли сама мысль об изменении законов Мира была ему неприятна.

- Никому, - Владыка Света мягко улыбнулся.

Несколько секунд Мелькор медлил, не торопясь расстаться с внешностью Айну.

- Я... благодарю тебя, Единый.

Укоризненный ласково-насмешливый взгляд.

- У меня, между прочим, имя есть.

Он невольно улыбнулся в ответ.

- Спасибо, Айтоллар.

Лларчи собрался сказать еще что-то, но промолчал. Летний полдень за синеватым стеклом окна наливался предчувствием грозы, жаркий застывший воздух оседал на высоких травах матовой пылью, яркие цветы даже на вид пахли сладко и душно. Чуть дрогнули уголки губ Итринна - неторопливо сами собой распахнулись темные рамы, и в холодных каменных стенах зала запело лето.

- Почему ты выглядишь, как человек? - негромко и как-то удивленно, точно не понимая, зачем, спросил Айну. - Или это я вижу тебя таким?

- Я не знаю, каким ты меня видишь, - доброжелательная улыбка. - Не люблю вламываться в чужие души.

- Даже в душу Айну?

- Ты считаешь себя - Айну? - затаенная смешинка в голосе.

- А говорил, что не вламываешься в чужие души.

- Я сказал, что не люблю этого делать, - Айтоллар чуть виновато улыбнулся, - но - я был вынужден. Мы ведь собрали тебя из кусочков. И довольно маленьких, должен заметить.

- Кто - мы?

- Я и Альчи. Альфээле. Она... - Итринна помолчал. Мелькор смотрел на него, не отрываясь - то ли выжидающе, то ли зачарованно. - Ты не творение Эрлаанке, котенок. Ты не чувствовал этого?

- Ты же знаешь, Лларчи... Айтоллар.

- Можно Лларчи, - снова смешинка. - Я часто задаю вопросы, на которые знаю ответ. Так, - на этом языке и не скажешь, - удобнее, привычнее, приятнее... Иначе, случается, просто не о чем говорить. Оттого и облик человеческий - мы ведь все же люди...

- Люди? - Мелькор изумленно вскинулся. - Я не думал, что... - замялся и смущенно опустил глаза. Айтоллар рассмеялся - по-доброму и необидно.

- Ты все перепутал, котенок. Людей - фэа людей, не плотские оболочки, - сотворить нельзя. Это не удалось бы не только тебе - ни Эрлаанке, ни мне, ни всем Итриннар вместе взятым... если бы они ухитрились когда-нибудь договориться.

- А... как же тогда?

- Людей нельзя сотворить. Но их можно привести в Мир. Или воспитать.

- Воспитать... Лларчи, - он вскинул голову и снова смотрел ему в глаза, но уже без неловкости и затаенного страха, ясно и радостно. - Если ты - человек... Я все-таки не лгал, когда говорил о Пути Людей - это правда!

- А ты вообще не лгал, котенок. Ты ведь верил в то, что говорил.

- Разве это что-то меняет?

- Для меня - меняет.

- А для других?

- Скажу тебе честно, - серьезно и доверительно поведал Айтоллар. - Многое из того, чему ты учил - истина. Еще больше - истина на какую-то часть.

- Это как?

- Эльфы действительно способны стать людьми. Но - это необычайно сложно. Чтобы вступить на Путь Людей - мало его избрать. Знаешь, как говорит мой друг Гелланто, - грустноватая усмешка, - исключительно ехидная личность, стоит заметить, - "чтобы начать с нуля, до него надо долго ползти вверх"...

Айтоллар помолчал. Айну напряженно смотрел на него, еще не понимая, почему слова Итринна отдаются в сердце режущим эхом, почему ему становится так страшно и больно...

- И - еще одно: эльфы ведь не ощущают себя слабыми, ничтожными и несовершенными, скорее наоборот - и это почти непреодолимое препятствие, - Итринна говорил все медленнее и медленнее, очень тихо, видя, как в глазах Мелькора нарастает понимание, и вместе с ним - безумный ужас... Он уже не видел Айтоллара - взгляд, обращенный в себя, застывшее лицо, дрожащие пальцы впились в подоконник.

- Значит, они... они не ушли, не смогли... фааэй... - выдохнул Айну. Мучившие его воспоминания явились снова, расцвеченные новой болью. - И заключены навеки... Я солгал им!

Сияющие глаза заволокла агатовая дымка. Он пошатнулся, попытался уцепиться за стену - пальцы скользнули по гладкому камню. Айтоллар подхватил на руки - тело, в объятия могучей ласковой воли - перекаленное истерзанное сознание. Лишь несколько часов назад исцеленный разум не выдержал одно за другим обрушивавшихся потрясений.

- Спи, котенок, спи.

- Я не умею, Лларчи...

- Ты мне это говоришь?

Прохладная ладонь, закрывающая веки - покой сна без сновидений, без страха, без боли...

      "Не все измеряется милосердием".
      Альфээле Кенсэкайнэ, Единый Творец мира Аксарвельд.

То ли очередная смена облика Энтрес Дальвен, то ли одна из бесчисленных планет Изначального Мира - высокие, темно-яркие волны глубокого изумрудного цвета, расплывчатое зеленоватое пятно солнца сквозь облака, отливающие лунным камнем, острые темные скалы, опасно нависающие над бешенством моря...

И черное изваяние эрвелде атарьяр - Матери Мира вырастает из мрачных утесов, выделяясь островком нездешней гармонии на фоне режущих изломанных граней мертвого камня.

...Нет, все же прежний облик Альфээле нравился ему больше. Великолепные очертания цветущего женского тела как нельзя лучше соответствуют образу Вечной Матери (Айтоллар невольно улыбнулся, догадавшись, откуда взялось учение о всепорождающей Тьме как женском начале), но огромные, огненно сияющие глаза - без зрачков, точно бездонные пропасти, полные яростного пламени... Такой ее представляют в Сотворенном Мире - и совершенно искренне именуют прекрасной, но на вкус Владыки Света образ все-таки был несколько жуток.

- Лларчи, - неторопливо, со странной интонацией. Чуть притихает ослепительное сияние - она опускает веки. - Не ожидала тебя так скоро.

- Я слишком увлекся. - Мягкий вздох, бархатные сиреневые сумерки глаз. Штормовое море начало успокаиваться, стих ледяной пронизывающий ветер. Уголки губ Альфээле странно вздрогнули.

- Скажи мне.

- Умный и милый ребенок.

- А я, честно говоря, ожидала, что он тебе надерзит.

- Ты плохо меня знаешь, Альчи? Мне не так легко надерзить.

Молчание. Буря сникла и уползла от каменистых берегов в открытое море. Огненно-светлые изумрудные лучи разорвали пелену облаков. Небо странного мира оказалось невозможно высоким и очень темным, нежного лилового оттенка. Свет зеленой звезды даже в зените рождал здесь не день, а светлые сумерки. Резкие черные тени лежали на земле. Четкими были очертания предметов, яснел далекий горизонт, но не отражался от снежных склонов слепящий свет, не блестели росные капли солоноватой воды на камнях, и радуг здесь не было никогда...

- Я заговорил о том, с чем стоило повременить. - Он проводил взглядом темную лавину - камни, пыль и гранитный песок - сходящую с далекого мрачного кряжа. Отзвуки ужасающего грохота медленно потонули в плеске спокойного моря. - Кроме того, Мелькору, должно быть, тяжело находиться в высокой реальности. Я... боюсь за него.

- Он выдержит, Лларчи.

- Альчи, я не понимаю тебя.

- Не в первый раз, - мягкая улыбка. - "Кто постигнет замыслы Владычицы Мрака", как сказал Эрлаанке...

- Я не могу понять, почему ты так спокойно к этому относишься!

- Эрлаанке сделал из Мелькора человека, Лларчи. Весьма неприглядными методами, но сделал! - По развевающимся прямым волосам Альфээле пробежали синие искры. В воздухе повеяло озоном и электричеством.

- Ты полагаешь, это было его целью?

- Неважно. Я не уверена, что мне бы это удалось. Даже наоборот - я уверена, что мне бы это не удалось! - Стиснула руки. В необозримой вышине неба одна за другой высверкнули изломанные ветви молний - крест-накрест. - Лларчи, ему было бы хорошо и уютно со мной, но скажешь ли, что такая участь - лучше? Скажешь?

- Скажу, - очень тихо проговорил Айтоллар. Он не смотрел на нее, стоял неподвижно, опустив руки, как-то поникнув. - Да, Альчи. Все имеет свою цену. И не стоит, понимаешь ли, оно этого...

- Лларчи. - Она в последнее мгновение сдержала крик. - А ведь все, что он пережил, окажется напрасным.

Владыка Света уже понял ее, и слова были лишними, но она все равно говорила - быстро, торопливо, но очень спокойно, как будто думая о чем-то другом.

- Ты ведь приручишь его, Лларчи. Не знаю как, но приручишь. Он не станет лизать тебе руки - он просто для этого не приспособлен. Но любить тебя будет самозабвенно. Он ведь так и не спросил - обо мне...

Обрушилось молчание - тяжелое, неожиданное и многозначное. Альфээле медленно меняла облик, становясь прежней - гибкой юной девушкой с бледными глазами Вечности.

- Лларчи, ведь он снова станет - Айну! И уже никогда... - Она резко повернулась - пронизывающий холодноватый взгляд, скрещенные на груди руки, неестественно прямая - изваяние богини в храме Мира Сотворенного. - Тебя очень легко полюбить, Владыка Света...

Айтоллар печально улыбнулся. Тускло блестящее спокойное море стало огромным зеркалом, отражающим бездонную пропасть, полную фантастического цветного пламени.

- Что же мне с собой делать? - грустно и виновато. - Я все понимаю. Я боюсь навредить. - Неуловимая пауза. - Неужели нельзя сделать так, чтобы всем было хорошо?

Альфээле беззвучно рассмеялась.

- Который эон я слышу от тебя эту фразу. И не всегда безрезультатно.

"И все же мне кажется, что ты не права, Альчи", - даже мыслью - неловко и ускользающе тихо произнес он. "Ах, Лларчи..." - и уже вслух, чуть прикрыв глаза:

- Сей'эн эа.

- Верно, "уже существует"... И что с ним делать?

Она резко выпрямилась. Мимолетный приказ, перекраивающий пространство по воле Итринна - и уже не сумеречный дикий берег странного мира вокруг них - бескрайние светлые поля Энтрес Дальвен, колоссальные серебристо-голубоватые колонны Больших Фонтанов - словно вырастающие из-за горизонта огромные деревья.

- Нужно вернуть его в Арду, Лларчи. Все равно, как. Пока он еще хочет туда вернуться.

 3.03.2001.

В  Содержание листик вверх

 
Hosted by uCoz